Или вообще сегодня ловить не собирался…
Дед всю жизнь помнил, чему учили в школе диверсантов, и свои партизанские времена не забывал: по дну почти непроглядного лога уже по-стариковски, не спеша, прошел далеко вперед, затем вернулся противоположным низким берегом и, как медведь, залег возле своего следа. Тропить начнут, так непременно нарисуются, тогда их надо пропустить, зайти в тыл и – за ними, а по дороге выследить, выслушать, кого они ловят и чего хотят. К охоте дед пристрастился еще на золотых рудниках, поэтому, вернувшись на родину, использовал все якутские приемы, здесь никому не известные. Например, якуты никогда не били лося там, где застали, – мол, пусть он сам свое мясо несет к котлу. Заметят зверя и потихоньку направляют его к стойбищу, но не гонят, не кричат, а лишь показываются ему на глаза то слева, то справа, чтоб прямо шел. Останется полверсты, тут его и стреляют. После доскональной разведки на второй заставе Куров решил и здесь так же охоту провести – вынудить мутанта идти в нужном направлении, на номер.
Между тем окончательно стемнело, и только склон увала, подсвеченный тускнеющим закатным небом, еще кое-как просматривался сквозь цейсовскую оптику. Около часа Куров пролежал на мху, как на перине, но никаких признаков преследования не обнаружил. Значит, бывший майор КГБ в разведку ходил, а облава начнется завтра.
Несладко придется мутантам, если сразу два государства на него охоту откроют!
Думая так, дед сменил позицию, устроившись на другой стороне лога, где оседлал толстую, сухую валежину и еще спиной оперся о выгнутый сук, чтоб не затекала. Поскольку летние ночи короткие и светлые, то решил подождать утра: кто его, мутанта, знает, когда он теперь выходит на промысел? Говорят, вон даже днем видели, к речке приходил, где женки белье полоскали…
Раза два только в бинокль глянул, выслушал ватную, давящую тишину – на второй заставе всегда так было – и, притомленный ходьбой, начал подремывать. Раз клюнул носом, другой, и, глядь, небо на востоке посветлело. Не шевелясь, уши навострил, носом потянул и вдруг учуял, будто бы табачным дымком напахнуло! Сам Куров давно избавился от вредной привычки, поэтому нюх на курево был острый, особенно в лесу, где ночью пахло хвоей и грибным ароматом прелой подстилки. Ветра не чувствовалось, однако едва уловимое движение воздуха вдоль лога наверняка было, причем сверху вниз, сообразно с течением воды по весне. Он и скосил глаза в эту сторону…
