Полицмейстер покачал головой:
– Абсолютно ничего…
– Крепкий оказался?..
– Да нет, скорее ничего не знает…
***
Пашке снилось лето. Снилась жара, удивительно солнечный день, и его бабушка еще жива.
Она сидит под шелковицей возле двора, беззубо улыбается прохожим.
Пашка понимал отлично, что бабка умерла лет пять назад, оставив его совсем без родных. Понимал и то, что видит сон. Но просыпаться не хотелось: он помнил, что за тонкой пленой небытия его ждет – не дождется что-то очень плохое.
Но сон разбился. Пашка открыл глаза и вспомнил все, вплоть до последнего удара полицмейстера. Сломанное ребро отозвалось болью.
Анархист осмотрелся. Камера была небольшой – наверное, в иных барских домах платяные шкафы были и то больше.
Из маленького окна бил луч солнца. Он полз от стены к лежанке Павла.
На полу, рядом с лавкой стояла кружка чая и миска с застывшей кашей. Кашу как раз воровал мышонок,
Павел устало возразил мышонку:
– Кыш, мыша…
Та немного подумав, молчаливо согласилась.
Пашка присел на лавку и принялся руками есть ту кашу.
Болело все тело, голова просто раскалывалась. И не то чтоб хотелось есть, но в голове крутилась неизвестно как уцелевшая мысль: надо обязательно покушать.
Охранник заглянул в глазок. Заскрипела тяжелая дверь.
– Оспин, на допрос! – с порога крикнул тюремщик.
Пашка кивнул, и, продолжая жевать, отправился на выход. Под конвоем прошел тюремными коридорами.
Когда шагал по тому коридору, где вчера его волокли – зашевелилась смутная тревога.
Волнение стало невыносимым, когда открылась дверь комнаты допросов. Умудренный писарь прятал бумаги подальше от возможной порчи, полицмейстер проверял, как сидят перчатки.
Со стены по-прежнему улыбался самодержец. Как Пашке показалось – делал это с ехидцей.
Не говоря ни слова, из кабинета вышел писарь.
Пашку принялись вталкивать в комнату. Тот попробовал опираться, но получил по сломанному ребру, боль взорвалась фиолетовой вспышкой в глазах. И через мгновение парень уже летел через комнату.
Полицмейстер ударил на лету, сбил Павла с ног. Опять начал лупить.
Пашка застонал:
– Нет, не надо… Я все скажу!
– А я ничего у тебя и не спрашиваю! – не отвлекаясь, отвечал полицмейстер. – Ты, братец, знаешь ли, знаменит. О тебе редкая газетка не тиснула статью. Тебя такая свора адвокатов готова защищать – страшно подумать. И все – забесплатно, чтоб их имя только рядом с твоим пропечатали! Им по большому счету плевать – повесят тебя или нет. Зато какая слава – защищал самого Павла Оспина!
