Письмо самому себе | страница 23



Театральной борной кислоты.
Злая отравительница опий
Смешивает с синью темноты.
Холодно в синеющих просторах
Музыки, мятели и зимы.
Бейся на настойчивых повторах,
Бабочках таинственная тьмы!
– Память навсегда запечатлела:
Спящую царевну на снегу,
Балерины бьющееся тело
И тоску движенья: «не могу».
2
В ненастоящем времени, не тут,
Растут несуществующие рощи.
Там нам подобные живут.
Они стремительней и проще.
Сойдутся девы в хороводный круг
И горестно, в смятении великом,
Мольбы с заламываньем рук
Возносят Каменному Лику.
Но имя лику – Рок. И он горой
Вздымается над мерным плачем тристе.
И непокорен лишь герой,
Нагой и в мускулах бугристых.
Он пальцами впивается в гранит,
Ломает ногти, напрягает спину:
Повержен идол, и гудит
Внизу падения лавина.
По лаврам розами горит венок:
Он в лоб герою тернии вонзает.
И это снова – новый рок.
Но этого герой не знает.
МАШИНА ВРЕМЕНИ
Арсению Ивановскому
В сине-черном сначала – ни зги.
A потом колыхнется прилив,
И прибоя белесый изгиб,
И течений подводных извив.
И оттуда большой и крылатый
Негодует на путы и рвет
Их с себя, но расплата –
Это камень на грудь, это – гнет.
И гнетут облака точно плиты,
Слой за слоем ложатся и душат,
И с волнами свинцовыми слиты
Небеса и чуть видная суша.
Нов потемках свобода – как молния,
И – разгневанным громом в ответ.
А глаза вдохновенья исполнены.
Оттого что страдания – нет.
Это – крылья огромные скованы…
Это – рвутся они из-под бремени…
Я крутил конденсаторы времени
И случайно попал на Бетховена.
* * *
Тонкие ветки, серебряный иней.
Свет неземной, заколдованный, синий.
Жемчуг, сапфиры и бледный опал
Светят в парче снеговых покрывал.
Полной луной зачарованы ивы.
Видно далеко-далеко с обрыва
Черные тени на синем снегу,
Празелень льда на речном берегу.
Добела кем-то в выси накаленная,
Выше и выше, в пространства бездонные,
В сизую глубь уплывает луна.
Слышно, как светом поет тишина.
ШЕСТВИЕ ГРОЗЫ
Рот земли пересох,
Стал рассыпчатым мох,
И стеклянное марево зноя
Нависало завесой сквозною.
Над овсом молодым
Засинело, как дым.
Поседело у солнца косматого,
Побледнела жара виновато.
И раскрыла глаза
Голубая гроза:
Как взмахнет, как блеснет, да как ахнет,
Как их тучи каленым запахнет!
И, сорвавшись, как конь,
В обомлевшую сонь,
Закрутил и помчался клубами
Дикий ветер далекими ржами.
Преклонилась трава
И шептала слова,
А над ней, как чугун, и свинцово
Набухало прорваться готовым.
* * *
Позабудь про людей, про их лица,
Чтобы видеть единственный Лик:
Капля с морем, – ты можешь с ним слиться,