Девушка глядела под стол и не шевелилась, и он вновь глядел на нее так, как будто слушал удивительную песню и боялся, что она вот-вот оборвется, что он никогда больше не услышит ее, не увидит этих полуопущенных глаз, лица и светлых волос.
Его молчание и бледное лицо испугали старуху.
— Да вы кушайте, кушайте, — захлопотала она. — Куличика вот, пасочка еще осталась. Саша, что ж ты? Навязалась человеку с чаем, а сама хоть бы пальцем шевельнула…
«Ее зовут Сашей», обрадовался Федя, переставляя придвинутые к нему тарелки, и неожиданно сказал:
— А на улице уже весна, можно без пальто ходить.
— Да, но со вчерашнего дня свежее стало, — прозвучало в его ушах.
Саше хотелось продолжать, но кровь прилила к щекам, и рот ее остался полуоткрытым. Феде казалось, что она обиделась: нашел, мол, о чем говорить. Он ударился губою о край стакана, открыл рот, чтобы спросить, не бывала ли Саша на слободке, не знает ли она кого-либо из Жаворонковых, но мимо шмыгнула старуха и остановилась за ним.
Он вкось увидел сухую руку и поразился тому, что Саша не замечает знаков матери.
— Ну, чего чаевничаешь? — заворчала старуха. — На дежурство опоздаешь.
Федя решил, что эти слова больше относятся к нему, покраснел, громко поставил стакан и поднялся.
— Погодите, вместе выйдем, — остановила его Саша и заторопилась в соседнюю комнату.
Ее коса ударилась о дверь, и место, по которому она ударилась, приковало к себе глаза Феди. Он не шевелился и видел только пучок волос. Ворчание старухи и недовольный голос Саши:
— Оставь, мама, — сделали все простым и обычным.
Федя тряхнул головою: «Что это со мною?» Он оглядел стены, примерил, как прилегают они к снятой под типографию квартире, и кивнул: «Хорошо, не будет слышно».
— Я готова.
Федя поднялся, решил за воротами поклониться Саше, пожать руку, если она протянет ее, — и конец. Но вышло все совсем не так. На крыльце их обрызнуло солнцем, обмахнуло ветром, и он размашисто сказал:
— Вот так ветеро-о-ок!
Саша как бы подхватила его слова:
— Я люблю такой ветер, — запнулась и шепнула: — Такой ветер был, когда отца хоронили.
— Он весною умер — Вот чудило! — вскрикнул Федя и, спохватившись, добавил: — Весной разве можно умирать?
Моя мать в снег, в самую слякоть умерла…
Саша удивилась тому, что у него уже нет матери, и начала расспрашивать, давно ли она умерла, чем болела.
О покойниках им легко было говорить, — слово слово приводило, — но они чувствовали, что разговор вот-вот оборвется.
