Минин и Пожарский | страница 26
– Что, даром дашь?
– Даром, сестра, и чирей не вскочит. Дам за деньги. Поговорим по-торговому. Ратников от Нижнего собирают? Собирают. Козьме их одевать-обувать. А у меня товар. Мы, сестра, эти кожи сплавим за новые, а воину жить недолго, он и такой обуви сносить не успеет. А барыш пополам.
Старуха в это время достала топор для соседки и, не говоря ни слова, прямо пошла на брата. Тот поднял руки, сказал:
– Гость я, сестра, и старик.
Дверь открылась. Вошел Миныч. Старик бросился к нему.
– Мать уйми, – сказал он.
– Пес этот, – сказала мать, – пришел кожи гнилые продавать для войска, а барыш с тобой пополам. Может, возьмешь?
Миныч молчал сумрачно.
– Возьми его за ворот и выбей в дверь – я приказываю.
Миныч молча подошел к дяде, взял за плечо, повел.
– Толкни! – закричала старуха.
Миныч толкнул.
– Колпак выбрось.
Из-за двери послышался тихий старческий голос:
– Погибло наше государство, а за колпак спасибо.
– Здравствуй, Роман, – сказал, садясь, Миныч. – Ты откуда?
– Из Арзамаса.
– Под Москвой плохо?
– Плохо.
– Пойдем в земскую избу, послушаешь, как у нас.
В Земской избе
Той же Козьма, отложище своей воли дело, и восприемлет велемудрие разумение и смысл и на всех людях страны тоя силу и власть восприемлет.
Повесть кн. Катырева-Ростовского
В большой земской избе на Нижнем Базаре, около церкви Николая-чудотворца, что у корабельного пристанища, стоял крик. Кричали все, будто стараясь друг друга не слышать.
Сидел за столом сероглазый, твердоскулый, высоколобый, спокойный Миныч, и были плечи его на уровне лба ласкового воеводы Звенигородского, и когда надо было шепнуть что-нибудь на ухо Минычу, приподнимался воевода со скамьи и вытягивал шею.
Злобно кричал человек в купеческой одежде:
– Слышали! Казаки под Москвой плачут. Мы тем слезам не верим, мы в этом деле искусились! Рубля с алтыном не дам, и полтины не дам. Ты мои деньги считал? Торговли против прежнего и половины нет…
Много народу в земской избе. Тут люди в торговом и в посадском платье.
Отдельно сбились в кучу оборванные, вооруженные дворяне.
Устал Звенигородский, устал Алябьев, скучает подьячий» Кричат голоса:
– Заклевали вы нас, железные носы!
– Шиш!
– В чужой мошне и дыра за деньгу кажется!
– Нету моего согласия!..
– А мне два рубля с полтиной платить можно?! – закричал купец, срывая колпак и хлопая его оземь.
– Люди почтенные, – перекрывая шум, начал воевода Звенигородский, – дайте слово сказать.
Шум утих.
– Сколько кто ни даст, – продолжал воевода, – а без денег не то что Нижний, а ворота свои не защитишь. Господа дворяне, – обратился он, – сколько вас?