— Прошу, — после взаимных приветствий сказал мне премьер-майор, указывая рукой, затянутой в белоснежную, как всегда, перчатку, на раскладное креслице. — Вам, думаю, неудобно стоять после стольких часов в седле. — И продолжил, когда я опустился в него. — Вы, думаю, поручик, давно гадаете, что это я всё держу вас при себе, да отправляю иногда с прежним взводом. Можете не отвечать, всё и без слов ясно. Дело в том, что у меня большие сомнения относительно поручика Самохина. Он, вроде бы, и справный офицер, никогда труса не праздновал, однако есть у него один большой недостаток. Приказы слушает скверно и следует им только, когда удовлетворяют его, а для офицера это недопустимо. Вот я и решил устроить ему последнюю проверку. Вы отправитесь к нему товарищем командира эскадрона, официально, для того, чтобы поднабраться опыта перед переводом в драгунский полк командиром своего эскадрона. Он ведь для вас, поручик, был кем-то вроде старшего товарища и наставника в офицерских премудростях, поэтому подозрений вызвать это не должно.
— Но какова будет моя роль на самом деле, ваше высокоблагородие? — спросил я, понимая, что Михельсон, хоть и замолчал, но мысли не закончил.
— Дело в том, что я… проверка будет вот в чём, — было видно, что слова даются нашему командиру нелегко. — Нам уже очень скоро предстоит схватиться с Пугачёвым и битва эта будет не чета даже той, под Казанью. В ходе её Самохин снова может выкинуть этакий кунштюк, как это с ним уже бывало, тогда вы, поручик, сместите его и примете командование на себя. Я выпишу вам для этого необходимую бумагу. В эскадроне поручика не любят, а потому примут вас легко. Как это не прискорбно звучит. К сожалению, я был слишком занят войной, чтобы обращать внимание на дела в своём полку, что говорит обо мне не наилучшим образом. Теперь пришла пора исправлять свои ошибки. Пусть и такими, к сожалению, спорными методами.
— К слову о спорных методах, ваше высокоблагородие, — говорить о таких вещах мне было крайне неприятно, но надо было выяснить всё до конца. — Поручик ведь может и воспротивиться моим действиям, ведь бумагу предъявлять в бою будет некогда, а до него, как я понимаю, о ней распространяться также нельзя.
— Да, верно, поручик, — кивнул Михельсон. — В бою всякое бывает, благословить вас стрелять в спину своему я не могу, однако обстоятельства могут того потребовать. Скажу лишь, что интересоваться гибелью именно этого офицера я не стану.
