— Простите, — хмыкнул он.
— Кстати, вы тоже отвратительно выглядите.
— Знаю. Моя внучка сообщила мне об этом.
— У вас есть внучка?!
Он снисходительно улыбнулся и подошел ближе к кровати, на которой лежал Джон, оплетенный множеством трубок и подсоединенный ко множеству медицинских аппаратов. Она невольно напряглась.
— Пожалуйста, э-э-э, поосторожнее.
— Миссис Марсел, уверяю вас, я не собираюсь отключать его от жизненно важных приборов. Хотите верьте, хотите нет, я сам мечтаю, чтобы этот человек выжил.
Посмотрев на Джона, он перевел взгляд на нее:
— Он выкарабкается.
— Вы действительно хотите, чтобы он выжил?
— Да, хочу.
— Чтобы иметь возможность обвинить его.
— Если он виновен. Если нет, он может сообщить что-нибудь важное.
— А он знает… что-то важное?
— Должен. Он уже говорит.
— Говорит? Занятно, — подозрительно сказала Энн. — И что же он говорит?
— Он говорит, что вам нужно выйти отсюда. Пройтись по улице, подышать воздухом, вдохнуть аромат цветов. Посидеть в кафе на улице, выпить кофе с молоком и съесть пирожное, печенье, сыр, взбитые сливки, шоколад — словом, поесть. Чтобы вернуть румянец своим щекам и покой душе.
— Я не в том настроении, чтобы слоняться без дела.
— Я не предлагаю вам слоняться без дела. Я сам хочу выпить кофе с молоком.
— Это приглашение, лейтенант? — удивленно поинтересовалась она.
— Именно.
— Вы собираетесь допросить меня с пристрастием?
— Думаю, позднее вас достаточно будут допрашивать с пристрастием. Я применю к вам лишь пытку кофеином и холестерином.
— А что скажет ваша жена по поводу того, что вы угощаетесь кофеином и холестерином в обществе бывшей жены предполагаемого убийцы?
— Будь Мэгги жива, она бы согласилась с тем, что вы остро нуждаетесь в этих компонентах. Ну что, идем?
Вид у нее все еще был очень подозрительный, и она отдавала себе отчет в том, что от него это не укрылось. Но он протянул руку, чтобы помочь ей встать, и, поколебавшись немного, она ее приняла.
Его пожатие было сильным. Властным. Ей показалось, что через его руку в нее вливается новая сила. Ей действительно нужно было выпить кофе. Не больничную бурду из бумажного стаканчика, а настоящего новоорлеанского кофе. Горячего, смешанного с дымящимся молоком.
Его рука, на которой покоилась ее собственная, была загорелой, с коротко остриженными, чистыми ногтями.
— Я…
— Да?
— Я не уверена. Вы знаете какое-нибудь местечко, где было бы тихо, но чтобы оттуда открывался приятный вид, чтобы там варили убийственно крепкий кофе и подавали что-нибудь неправдоподобно сладкое на десерт?
