— Очень похоже на соревнование овцеводческого совхоза в Армении и парикмахерской в гостинице «Севан», — сказал Маркаров. — Где настриг будет больше — с одного клиента или с одной овцы? Опять подвело комплексное планирование. Не учли лысых...
Прораб Рыбасов потер ладонью лоб и зло посмотрел на Маркарова, заподозрив насмешку. Рыбасов двумя руками надел каску так осторожно и неуверенно, будто примерял ненадеванную шляпу и боялся ее помять.
Соревнование между бригадами, если они находятся не в равных условиях и не выработан поправочный коэффициент, может принести больше вреда, чем пользы. Шестаков это понимал. Соревноваться — помогать друг другу, а не вырываться вперед, отталкивая соперника локтями.
Но у него не хватило смелости высказать все это Рыбасову и отказаться от обязательств до той поры, пока не будут выработаны точные условия.
А у Пасечника не хватило смелости возразить на оперативке Валерию Фомичу, когда тот неумеренно расхваливал Шестакова.
Пасечник признался в этом Галиуллину, когда они, два члена парткома, встретились до начала заседания.
— Пойми, Коля, я вовсе не обижен, что мне поставили в пример Шестакова. Но зачем демонстративно расхваливать малоопытного бригадира? Только для того, чтобы щелкнуть меня по носу? Ударить при всех по самолюбию? Сомневаюсь, что это идет на пользу тому, кого походя смешивают с дерьмом. А начинающий может о себе возомнить лишнее.
— Шестаков парень разумный. Хочу думать, у него голова не закружится.
— Допустим. — Раздражение сделало Галиуллина непривычно словоохотливым. — Но зачем молодому человеку прививать самоуверенность? Кому нужна эта министерская прививка? К чему это науськивание одного на другого? Какие такие у Шестакова достоинства, которым я должен у него учиться? Только потому, что в июне он перевыполнил план на столько-то процентов, а я этот план, — ты, Коля, отлично знаешь почему, — на столько-то процентов недовыполнил?
— Процент, процент — полминистерства за процент!
Как обычно в выходной день, ноги привели Чернегу в магазин «Культтовары». Он стоял, прислонясь к прилавку, перебирая лады баяна, прислушиваясь к чистоте звука.
У Чернеги большие не по росту руки, они подошли бы верзиле. Но как эти руки чутко, ласково касаются перламутровых кнопок!
Завмаг и продавцы встречали Чернегу, как старого знакомого. Своей душевной игрой он звучно рекламирует товар, и уже несколько баянов продали после того, как Чернега провел «пробные испытания».
