Вероятно, так и было. Бенет не могла припомнить ни одного торта, приготовленного Мопсой за годы ее болезни.
Мопса отправила торт в печь и хлопнула дверцей так, словно отделяя что-то от себя навечно, будто захлопывала за собой дверь дома, куда никогда не собиралась возвращаться.
Она повернулась к Бенет, вытирая абсолютно чистые руки о передник.
— О нет, Бриджит. Я ему ничего не сообщила. Я не могла просто так взять и сказать ему. Он же не спрашивал, пойми. Для него это вообще неудобная тема. Он мог бы как-то преодолеть себя впоследствии, если бы обстоятельства сложились иначе. Но раз он не спросил, то и смысла не было говорить ему. Не так ли?
— Все же когда-нибудь он должен узнать.
Мопса молча смотрела в глаза Бенет. В данный момент, в домашнем фартучке, с белым пятнышком муки на щеке, не всклокоченная, а с волосами, аккуратно подобранными посредством серебристых шпилек, она выглядела, как все нормальные матери.
— А кому-нибудь ты сказала? — спросила Бенет.
Рука Мопсы потянулась вверх и убрала мучной след со щеки кончиком пальца, предварительно послюнявив его. Взгляд Мопсы скользнул по лицу Бенет и нашел себе новый предмет для разглядывания — выключатель на дальней стене.
— Ты никому ничего не сказала? Никому ни слова?
Мопса привычно забормотала.
— Я не смогла, Бриджит. Я не хотела расстраиваться. Мне вредно нервничать. Мне нельзя испытывать огорчения — это всегда плохо кончается.
Бенет повысила голос до крика.
— Кто же будет, по-твоему, есть твой проклятый торт?
Она взбежала наверх. Позади нее вдогонку неслись отчаянные причитания и рыдания Мопсы. Она не обернулась, а тем более не стала спускаться к матери.
Поднимаясь по лестнице, она все сильнее ощущала давление крови в голове, а изображение перед глазами стало трепетать и корчиться, как порванная кинолента.
Она прошла мимо раскрытой двери в спальню Мопсы и случайно заметила фотографию на прикроватном столике. Это было фото Эдварда.
Зачем Мопсе понадобился портрет Эдварда? Как и с какой целью она его заполучила?
На снимке были видны только голова и плечи. Он был довольно мутный — явно увеличенный со стандартной фотографии для документа.
Бенет преодолела последний лестничный пролет и вошла в комнату Джеймса.
Детская кроватка еще стояла там, на ней лежал голый матрац. Все остальное, что могло напоминать о пребывании ребенка в этой комнате, уже исчезло. Из окна были видны сосны у пруда, зеленая лента травы вдоль канала и огромное серовато-белое пустое небо.
