Наби, ликуя, смотрел в бинокль на отступающих и громовым голосом крикнул вдогонку:
— Ступайте, ступайте! Скажите вашему падишаху, что Наби вызывает его самого на бой!
Куда там — никто и не оглянулся.
А Гачаг уже готов ринуться в погоню.
— Стой, Наби! — остановил его повелительно тревожный окрик Хаджар.
Наби оглянулся.
— Вернись назад! — повторила Хаджар. Наби одумался, вернулся в свой каменный окоп, усеянный стреляными гильзами, пропахший пороховым дымом.
Отряд двинулся дальше в горы, в сторону Ганлы-гёля — "кровавого озера", переменив арену боевых действий.
А там, в нахичеванских краях, прослышав весть о появлении гачагов, куда-то смылись есаулы, и приехавшие в горы обиралы — сборщики. И снова в честь славного боя на Арафисе зазвучала зурна, загремели барабаны — давулы и полились песни величальные. И угощали гачагов, как подобает, костры развели из дубовых дров, что привозили из дальних лесов на лошадях. И эхом отозвались песни в горах окрест Ганлы-гёля…
А после — отдых.
Кто из гачагов седло ладит, кто поводья разорванные шилом и суровьем зашивает, кто ружье чистит-смазывает. А одежду исподнюю всю — в огонь, обнова нашлась на всех, — и чарыхи, и джорабы шерстяные… Да и бороды не грех подстричь. Появились и новобранцы — в гачаги хотят. Проверили каждого, кто таков, кто ружьем владеет. А иной раз, если что не так, доверия не внушает, отказывали, да без обиды, крутого слова. Кое-кто и подарки-гостинцы приносил. Седые горянки Хаджар одежду подарили, загляденье одно! Принесли в цветастом, расшитом золотом свертке платье узорчатое, тоже золотом расшитое.
— Вот тебе, Хаджар, носи на здоровье!
Хаджар, как обычно, в мужской одежде, подобающей гачагу, в папахе, не могла утаить смущенной радости, улыбнулась, покачала головой.
— Где уж мне, по горам, по долам, да в таком наряде?
— Хоть на денечек надень, гордость и слава ты наша, дочь Ханали! — в один голос просили, не отставали седые женщины.
Хаджар с учтивой благодарностью ответила:
— А как посмотрит Наби на то, что я вот в таком платье красуюсь?
— Пусть и он полюбуется хоть раз на веку — какая у него госпожа-красавица! — лукаво подзадорили Хаджар ее сельские ровесницы.
Наби, вполуха слушавший этот разговор, понимающе усмехнулся.
А Хаджар, привыкшая к мужскому походному облачению с патронташами наперекрест — на груди, в мохнатой папахе, в сафьяновых сапогах, после долгих уговоров, наконец согласилась принять дар. И пошло веселье, и зазвенел смех.
