— Да-да, конечно, — прошептал Дубров, ужасаясь тому, что разговаривает как бы сам с собой.
— Ну вот и отлично, — обрадовался прадед. — Верю, что ты не из робкого десятка. У нас в роду знаешь какие лихие парни! И в тебе должна течь кровь отчаянных ребят. Впрочем, ты можешь познакомиться с ними. То есть со своим прошлым. Даю на размышление полчаса. Если очень уж сдрейфил, то распрощаемся.
Тут поднялся возмущенный гвалт — никто не хотел уходить в небытие. Но прадед быстро навел порядок, и все успокоились, выжидая, что решит Дубров. А он, ощутив в себе множество жизней, вдруг проникся небывалой ответственностью. Жутковатый восторг поднимался со дна души. До сих-пор знал прошлое лишь по книгам, и вот, оказалось, носит его в себе…
Он лежал в оцепенении, язык прилип к гортани, мышцы окаменели. Из этого состояния вывел голос Никифора, обычный, человеческий, отнюдь не загробный:
— Ну, так что? Эх, поглядеть бы, как мир изменился!
— Все-таки, что со мной? — пробормотал Дубров.
— Ущипни себя, что ли, — недовольно сказал прадед, угадав его мысли. А ты, оказывается, трус.
Это задело и встряхнуло.
— Так что я должен делать? — как можно спокойней спросил Дубров.
— Ничего особенного. Мы через тебя, твоими глазами смотреть будем. Только показывай, настроившись на нас.
«Глаза… атропин… — сумбурно мелькнуло в голове. — Может, именно атропин пробудил память предков? Господи, чушь какая!»
Он встал, быстро оделся и помчался в клинику.
— Не хочешь, как хочешь, — вздохнул в нем прадед.
Окулист тут же повел Дуброва к психотерапевту. Тот нашел у него редкий случай атропинового психоза, прописал кучу таблеток и запретил закапывать атропин.
По пути домой Дубров рассуждал: проще всего напичкать себя таблетками. А что, как и впрямь говорили предки?
От этой мысли вспотели ладони. В конце концов все в его руках: хочет глотает транквилизаторы, хочет — капает атропин. Первое менее интересно.
Придя домой, он закапал глаза и сел в кресло, готовясь к встрече. В этот раз вовсе не испугался, когда минут через десять услышал радостный возглас прадеда:
— Я знал, что ты не забудешь о нас! Спасибо, дружище. А теперь от тебя требуется лишь одно: смотри вокруг так, будто все видишь впервые. Я в последний раз глянул на белый свет в двадцатом, на Сиваше, когда упал мой конь в озеро и придавил меня, раненного насмерть.
Тут опять все разом заговорили, припоминая, кто, когда, при каких обстоятельствах распрощался с жизнью.
— Сколько вас тут? — поинтересовался Дубров.
