— Русский он знает? — вопросом перебил его Раунбах, — с комиссарами он как разговаривал?
Шульц удовлетворенно кивнул, он был готов к этому вопросу:
— По-русски, якобы, не понимает. А для постановки диагноза и лечения словесного общения ему и не требуется. Достаточно взглянуть на человека.
Мирча Ковач тем временем сидел в комнате первого этажа, глядя на серое зимнее небо Кенигсберга. Его подавлял этот серый, каменный город, где цвет шинелей, камней и зимней опустевшей земли сливались в унылую гамму.
Он все еще не мог понять своего положения. С одной стороны, его охраняли и везли, как задержанного. С другой — спрашивали, когда и что он желает есть, пить, удовлетворяя его просьбы без ограничений. Охране приказали доставить его в Кенигсберг, ничего больше он узнать от них не смог.
Его привезли в особняк в машине с завешенными плотными гардинами окнами. Поместили в комнате, всю обстановку которой составляла вешалка для одежды у входа, круглый стол, сработанные еще в прошлом веке, два стула с толстыми прочными ножками и широкая деревянная скамья вдоль стены. Принесли поесть — сосиски с капустой, эрзац-кофе, мармелад. В распахнувшуюся без стука дверь вошел долговязый молодой человек в гражданской одежде: светлых мятых брюках и свитере. "Нервное истощение и начинающаяся язва желудка" — мгновенно определил Мирча Ковач. Незнакомец сел на свободный стул и принялся разглядывать Мирчу.
— Меня зовут Фридрих Раунбах. — произнес он спустя минуту, — Ваше имя мне известно. С моим здоровьем Вам все ясно?
Кивнув, Ковач изложил свой диагноз. Фрицу сказанного показалось мало, и он въедливо принялся расспрашивать знахаря, что еще он может сказать. Интересовало его вообще не состояние его внутренних органов.
— Мне кажется, — проговорил неуверенно увлекшийся Ковач, — что у Вас на затылке есть очень активная точка, постоянно излучающая энергию. Она маленькая, но у других людей на этом месте обычно нет вообще ничего.
— Отлично, Мирча. Давай перейдем на "ты", здесь так принято. Сможешь увидеть такую же точку у других людей? Желательно — издали?
— Расстояние не столь важно. А сумею ли, не знаю. Я впервые в жизни с этим столкнулся.
Фриц ненадолго вышел, а вернувшись, представил Ковачу сутулого, изрядно облысевшего человека средних лет, от которого ощутимо несло дешевым табаком.
— Отто фон Шпругель, наш главный специалист. Как у него с этой точкой?
Вместо активной точки у Шпругеля имелся целый диск, в несколько сантиметров диаметром. Диск, несомненно, жизнедеятельный, но сейчас энергии не излучал. В остальном лысый Отто был человеком несчастным: плохие сосуды, уплотнения в легких, больные суставы. Вполне вероятно, что он страдал бессонницей и глушил кофе огромными порциями.
