— Руфа, пойдем?
Руфа с недоумением посмотрела на нее:
— Ну, что ты, Женя! Потанцуем!
Женя, делая вид, что не замечает Пожарова, торопливо пробралась к двери. В раздевалке было сумеречно и прохладно, в открытые двери смотрела луна. Женя взяла с вешалки свой легкий плащик, накинула его. Но уйти не успела, да и не спешила уйти, словно ждала чего-то, что обязательно должно было случиться…
В раздевалку вошел Арсеньев и с ним Ваня Шорников. Арсеньев передал Ване ключи.
— Когда будешь запирать, обязательно погаси свет. Обойди всюду и погаси.
— Запру и погашу, Григорий Владимирыч! Все сделаю!
— Только уходите скорей — так, что ли? — засмеялся Арсеньев. — Ну хорошо, уходим.
«Уходим»? Женя подняла на него глаза. Да, это они уходят, она и Арсеньев. Уходят вместе. Женя молча отвернулась и пошла к выходу.
Они шли рядом, не глядя друг на друга. Влажно дышали росистые луга. Бледное северное небо было полно светлых звезд.
— Наверно, это напрасно, — начал Арсеньев, — может, даже и нехорошо я делаю, что иду сейчас с вами. Если по совести, то, конечно, не надо бы…
— Почему? — еле слышно спросила Женя.
— Оправдание у меня только одно — не хватило силы воли. Не хватило, и все.
— Вам кто-нибудь запретил ходить со мной?
— Да.
У Жени упал голос.
— Кто же?
— Я сам.
Женя самолюбиво приподняла подбородок.
— Вот как!
— Да, я сам. И обстоятельства. Я знаю, что не имею права… тревожить ваше воображение.
— Воображение?
— Конечно. Не сердце же.
Женя вскинулась было возразить, но сдержалась, промолчала. «Не сердце же»! Если он так думает — пускай.
Все тише становились отголоски музыки, доносившиеся из клуба. Все слышней стрекот кузнечиков и шелест приозерных камышей.
— Не имеете права… потому что вы женаты? — как можно равнодушней спросила Женя.
— Я — женат? Ах да, ведь и в самом деле я женат. — Арсеньев с усмешкой развел руками. — Я даже забыл об этом!
— Ну, если не это… Тогда почему же?
Арсеньев вздохнул. Женя искоса взглянула на него. Продолговатое лицо в сумерках летней ночи казалось бледным, осунувшимся, между бровями темнели две резкие морщины.
— Много причин, Женя, — грустно сказал Арсеньев. — Потому, что вы очень молоды. Потому, что я уже обманулся однажды и не хочу пережить это еще раз. Потому, что я снова могу поверить миражу, а зачем?
Женя робко дотронулась до его руки. Он благодарно пожал ее пальцы.
— Почему вы расстались с ней?
— Она лгала мне.
— И только?
— А по-вашему, этого мало?
Женя посмотрела ему в глаза. А она сама могла бы простить ложь? Нет.
