10.
– Йезус Мария!
– Во веки веков, отче – тихо ответил я и, привалившись к двери, медленно сполз на землю...
Очнулся только утром, когда сквозь чугунный переплёт и разноцветные стёкла оконного витража ярко светило солнце. Я лежал на кровати в маленькой комнате, где, кроме небольшого комода и распятия на стене, ничего не было. Ни дать, ни взять – монастырская келья. Хотя нет – неподалёку от окна стоял один деревянный стул, на спинке которого висела моя одежда – влажная, со следами крови. Кто-то, добрая душа, пытался застирать пятна. И пахнет здесь как-то странно, травами и воском. Ну да, конечно, ведь вчера, уже заполночь, я всё же сумел добраться до костёла...
Обратную дорогу помнил смутно, будто сквозь туман, даже звуки были глухими, словно через вату. Помню, что еле добрёл до машины и кое-как перевязал раны. А дальше – как отрезало. Но если я живой и лежу на чистой кровати, значит, каким-то образом доехал.
Через несколько минут в коридоре послышались шаги, и в комнату осторожно, видно, опасаясь потревожить мой покой, заглянул ксендз.
– Доброе утро, Александр!
– Доброе, святой отец, – я немного поморщился от боли и приподнялся на подушках.
– Лежите, лежите, – он махнул рукой и улыбнулся. – Вы сегодня гораздо лучше выглядите. А вчера, грешным делом, мы подумали, что нас посетила нечистая сила...
– Нечистая сила, говорите… – у меня перед глазами мелькнул старший брат Станислова, проповедующий в храме. – Бывает и такое...
Казимерас слегка нахмурился и покачал головой. Ладно, надеюсь, он не обиделся на мою реплику, если что, спишем на травму – мол, вчера изволил головой приложиться. Например, с разбегу об пень; чем не оправдание? Я пошевелил рукой, и левое плечо отозвалось резкой болью. Повязку мне наложили; бедро, судя по ощущениям, тоже перевязали. Интересно, он полицию поставил в известность? По идее, должен: если пистолет в руки брал, значит, почувствовал свежий запах пороха. Может, меня уже за дверями с наручниками ожидают? Не хотелось бы. Ничем особенным мне это не грозит, но ненужных вопросов возникло бы множество. К расспросам могут еще припаять стрельбу в неположенном месте, что расценивается как административное нарушение и карается штрафом в сто евро. Ну, это переживём, не обеднеем. Я попытался усмехнуться, но, скажу честно, получилось плохо, что-то муторно мне и зябко. Ксендз вошёл в комнату и остановился на середине комнаты, сняв очки. Долго протирал их кусочком фланели, словно готовился к неприятному разговору.
