— У меня отец тоже погиб, — сказал я. И первый раз по-настоящему подумал об отце, как о мёртвом. К горлу подкатил комок, а страх почти исчез. — Ну хотите — давайте, пытайте, если вам охота послушать, как человек кричит. А я наслушался уже… Казаки, пуп земли! Не бомбили вас, из дому вы не убегали…
— Горло не дери и на жалость не дави, — сказал Колька.
— Ну тогда убейте, чтобы я никому не рассказал, как вы тут самогонку гоните! — выдал я.
Странно. Они опять засмеялись, но уже по-настоящему, весело.
— От дурак, — заметил Андрюшка. — Разве самогонка так воняет?
— Не нюхал, — огрызнулся я.
Они опять засмеялись. А мне — мне вдруг до дрожи внутри захотелось узнать, чем же они тут занимаются?
— Ладно, — Колька встал с ящика, в руке у него блеснул длинный, чуть изогнутый нож с наборной рукояткой. — Иди… шпион.
Он ловко полоснул по верёвкам — раз, два, три, четыре — ножом, и я почувствовал, что свободен.
— Может, всё-таки… — начал Димка. Колька махнул рукой, убирая нож в рукав:
— Да ясно всё…
— Пацаны, а что вы тут делает? — не удержался я, подбирая сапоги.
— Пацана ты в зеркале увидишь, — сказал Борька, — а мы, слава богу, казаки.
Он сказал это без наигрыша. Я вздохнул. Пожал плечами. И, натягивая сапог, увидел сбоку от той, второй двери предмет, небрежно закинутый рваным брезентом.
Предмет, мне хорошо знакомый.
Я выпрямился.
— Это что, MZ-34?
— Откуда знаешь? — быстро спросил Колька.
— Отцовская фирма аэроклуб спонсировала, я летал. На "грифе". Такой же точно MZ-34 на нём стоял.
— Отец шишкой был, что ли? — усмехнулся Борька.
— Был, — кивнул я спокойно. — Исполнительный директор. Ну и что? Его бомбой накрыло. Не стали разбираться…
— Погоди, не об этом речь, — Колька подошёл ко мне. — Ты в движках что, разбираешься?
— Пока техминимум не сдашь, летать не допускали, — ответил я.
— Слушай… — Колька задумался. Андрюшка недовольно сказал:
— Ну не вздумай, сотник, он же иногородний…
— А по-моему можно, — заметил Борька. — Зря ты, братишка, на него прёшь. Дим?
— Не знаю, — отрезал Димка. И тут же добавил: — Но вообще-то не помешало бы.
— Слушай, тёзк… — Колька подошёл ко мне, усадил на стул, с которого всё ещё свисали обрывки верёвок. — Ты вообще как про эту войну думаешь?
Я промолчал. Мне пришлось сделать усилие, чтобы осознать тот простой факт, что вот сейчас, вот в этот самый момент — идёт война. И я сказал честно и растерянно:
— Я не знаю.
— Ну например, тебе нравится, что они в своих листовках пишут — России больше нет? — Колька усмехнулся. — Нам, например, очень нравится. Янки что обещают? Все казачьи области — самостоятельными республиками сделать. Казакам — всякие льготы. В армию набирать к себе, за хорошую плату. Так и пишут! Пять лет отслужил — дом и пожизненную пенсию. Даже чеченские земли нам отдадут — вон, терцам. Наши генсеки отняли, президенты не вернули, а они — отдадут. А Россия — да пошла она… — он пожал плечами.
