— А теперича ты, наш царь-надежа,
Ой, скажи да скажи нам казакам,
Чем пожалуешь нас, чем порадуешь
Ой, чем подаришь нас, чем пожалуешь?
Подарю я вас, гребенски казаченьки,
Ой, рекой Тереком, рекой быстрою,
Ой, всё Горынычем со притоками,
От самого гребня до синя моря,
Ой, до синя моря, до Хвалынского… — он
вздохнул и пробормотал: — Бля, где же они… — и стукнул пяткой по бочке.
Как раз в этот момент две ширококрылые тени бесшумно прошли над полосой и, одна за другой упав в её конце, растворились в темноте. Послышались шорох и посвистыванье, навстречу которому мы все побежали.
Вынырнувший из темноты "Атаманец" чуть не сбил меня крылом — я еле успел пригнуться, схватил аппарат за растяжку. Честное слово, я и представить себе не мог, что вот так буду за кого-то волноваться — я буквально глазами впивался: все прилетели, всё цело?
— Не спите? — Колька тяжело сполз с сиденья, расстегнул шлем. Руки у него подрагивали. — Я что говорил? У нас что, парад победы — встречать?
Игорь уже облаивал своих младших — те против обыкновения отмалчивались. Володька с Жоркой обнимались. Колька, положив шлем на сиденье, спросил Сашку — тот подходил, неловко покачиваясь:
— Ты чего мне там орал?
— Испугался, когда ты пикировать начал, — угрюмо ответил тот. — Дениска, — он дёрнул за плечо младшего Коломищева, — ты глянь там… у меня из правого блока ни одна ракета не вышла. И пить дайте.
Жорка оказался предусмотрительней нас — оторвавшись от брата, притащил волоком пятидесятилитровый пластиковый бачок с водой, к которому все четверо тут же присосались. Мы стояли и ждали.
— Как слетали? — вырвалось у меня. В мою сторону все уставились почти с возмущением. Но я уже не мог удержаться: — Ну чего вы молчите, как слетали?!
— Если ты про вообще — то тут не расскажешь, — ответил Колька, садясь прямо на выбитый бетон и расшнуровывая ботинки. — Не обижайся, но — не расскажешь. А если про результат — не шикарно. Но почин есть. За линией фронта на подлёте к аэродрому весь груз вывалили на два грузовика. Рвануло не слабо, и не наши заряды, а в кузовах что-то. Но на сам аэродром ни шиша не осталось. Погорячились… — и он улыбнулся странной медленной улыбкой.
— А самое главное — они нас правда не видят, — сказал Володька, садясь рядом. Только сейчас я разглядел, какие у всех у них усталые лица. — Мы летали, как у себя дома. То планировали, то движки включали — не видят. Хотя войск там полно. Если только случайно напоремся, но ночью не летает почти никто. А на нашей высоте — никто.
