Пенальти | страница 45
Мнимая мусульманка отошла на несколько шагов. Они внимательно рассмотрели друг друга, представляя себе, сколь неуместно выглядят здесь, посреди этих кресел, покрытых бархатом, и мебели из красного дерева. Оба дружно рассмеялись. Но, снова приняв серьезный вид, Доминик сказала:
— Ну что ж, продолжим шутку. Можно идти.
Оставленный у входа, Були смотрел на них, вытаращив глаза, как ящерица, увидевшая перед собой караван. Возле двери Франсуа чуть не прихватил по привычке свой плащ. Доминик сердито одернула его.
— В Касбе вряд ли можно увидеть такой плащ у сельскохозяйственного рабочего.
Ему пришлось согласиться. Распихав блокноты и ручки по карманам своей новой одежды, он сунул туда и снимок официальной трибуны, сделанный Брюньоном на стадионе во время матча.
Они пересекли Вильгранд, направляясь в сторону Луветьера.
Доминик вела свой «ренджровер» быстро, но не агрессивно.
Сидя рядом с ней, Франсуа спрашивал себя, когда раздастся свисток полицейского для проверки их личностей. Он был уверен, что любой страж порядка всполошится, увидев за рулем женщину в чадре и единственного пассажира, странный вид которого напоминал о «войне в камнях» на Западном берегу реки Иордан.
Их могли принять за террористов или просто угонщиков автомобилей (на юге Франции любой араб, разъезжающий не в ржавой колымаге, выглядит подозрительно). Но, во всяком случае, объяснения грозили бы затянуться надолго, что сорвало бы всю операцию, столь старательно подготовленную его напарницей.
Им повезло. Полицейские и жандармы еще, наверное, наслаждались воскресным сном. Машина беспрепятственно выбралась на узкую дорогу, петляющую между полями подсолнечника и ведущую к усадьбе Пьера Малитрана.
Повсюду большие коричневые головы с желто-золотыми венчиками почтительно склонялись в сторону солнца, безмолвно приветствуя дневное светило. Они словно застыли в мистическом ожидании какого-то чуда от солнечного бога, который освободит их от обета молчания и неподвижности.
Это происходит, когда дует мистраль.
Множество длинных зеленых стеблей превращается тогда в скопище змей. Они шевелятся, извиваются со зловещим шумом под порывами ветра, который рвет и колеблет гигантские цветы, ставшие вдруг слишком тяжелыми для своих тонких опор. Буря треплет крупные лепестки, словно зажигая ореол вокруг этих голов, похожих на монашеские тонзуры, и заставляя прохожих осенять себя крестом, как если бы то были души мертвых, осужденные на вечные скитания.