Февраль – дорожки кривые | страница 32
— А вы тут при чем? У него свои родители есть! — разозлилась она. Видно, надеялась сорвать с моих побольше.
Но тут и все поддержали:
— Отдай кемель!.. Заплачено же… Ишь красномордая!
Она только головой вертела, не зная, на кого огрызаться.
— На! — не выдержала и швырнула мою кепку на землю.
Мильтон молча посмотрел на нее, поднял, отряхнул о колено, подошел ко мне и надел.
— С-спасибо…
Он не уходит. И я стою. Огляделся я по сторонам: Степанчикова вроде нет нигде. Но все-таки…
— Вам в какую сторону?
— Мне туда, — показал он.
— И мне!
— Давай. — Странно глянул на меня.
И мы пошли.
У разрушенного музыкального театра я обернулся. Так и есть. Компашка Степанчикова, среди них и тот, что пирожками «угощал», следовала чуть поодаль.
Мильтон, верно, что-то понял.
— Давай я тебя до дома провожу, — по-свойски предложил.
Я подумал: нет ли подвоха? Проводит — и к родителям. Так, мол, и так. И мне кранты.
— Ну, как хочешь.
— Хочу, — схватил я его за рукав.
Он даже не усмехнулся. Это совсем расположило меня к нему. Мы шли и болтали.
— Учишься как?
Все взрослые про одно и то же.
— Хорошо.
— А отец кто?
— Военный. Капитан! — похвастался я.
— С двумя лычками?
— Не, правда, капитан.
— Братья есть?
— Если бы…
— Плохо. Тебе бы брата — старшего, а?
Я промолчал.
— А у меня трое братьев. И все — старшие.
— Во! И все в милиции?
— Да нет. Шоферят.
— Все-все?
— Все, кроме меня… Слышь, а ты сколько классов кончил?
— Уже пять, — похвастался я.
— А я всего пять… — просопел он.
— Ну ладно, обманываете.
— Зачем?.. Не успел, — просто ответил он. — У меня самого сын скоро в первый пойдет.
Я позавидовал его сыну.
— Чего вы в милицию пошли? — не сразу спросил я.
— А кто б тебе тогда твой фургон возвернул? — не обиделся он.
— Да это я так…
Я шел и мечтал. Эх, если б он обернулся, показал компашке кулак и крикнул: «Кто его тронет, будет иметь дело со мной!»
Но он не догадался, а я не попросил. У самого дома мы расстались. Он повернул назад, и компашка враз исчезла.
Больше мне такой милиционер ни разу в жизни не попадался.
В тот день отец был свободный, он затеял генеральную уборку в сарае и взял меня в подручные. Он решил освободить место для будущих клеток с кроликами. Я, мол, буду им повсюду травку рвать, а он, так и быть, забивать их по мере роста. Разделение труда.
— Ты ведь любишь кроликов? — говорил он.
— Только живых, — отвечал я.
— Э, врешь, сынок.
— Не вру. — И объявил забастовку: — Не буду ничего делать. Я их, значит, буду растить, а ты — убивать?