Февраль – дорожки кривые | страница 31
Мы его семечками угостили. Приканчиваю я себе спокойно пирожок, мальчишка вдруг исчезает, Колька орет: «Атас!» — и тоже пропадает, а меня — хвать! — могучая баба-продавщица в переднике. Заграбастала, сальными пальцами раскрыла мне рот и чуть голову туда не засунула, как дрессировщица Бугримова в распахнутую пасть ко льву.
— Вон они, крошки-то, мои, — заголосила она на весь рынок, — и фарш!
Сорвала с меня кепку и зашагала обратно к своему ларьку. Я за ней:
— Отдайте кепку! — Ничего не понимаю.
Она скрылась в будке и с треском раскрыла ставни.
— Три пирожка прямо с прилавка слямзили, черти, — пожаловалась она зевакам. — Я и охнуть не успела. Спасибо, мне вон тот оголец подсказал кто!
Я невольно глянул, на кого она показывала. В толпе мелькнуло лицо Степанчикова и пропало. Подстроил!
— Отдайте, — снова заныл я. — Не брал ничего, вы ошиблись…
— Пускай родители за ней приходят. Пускай оплотят ворованное, тогда и отдам!
Боже, что со мной было… Я стоял возле ларька, все смотрели на меня, а я ревел. Не мог же я вернуться домой так. Новая кепка, недавно купили, в ней еще картонный обруч для формы. Я без нее точно голый среди одетых. И денег стоит!
Как я отцу скажу? Да он меня за то, что ворую (ведь не докажешь), зажмет голову в коленях и офицерским ремнем так отполирует, неделю не сядешь. И главное, ни за что. Мне уже было за чинарики, даже пряжкой бил. Правда, с той поры я очень долго не курил — отшиб, что ли, тягу. Но если уж за курево я чуть дух не испустил, то что ж мне за воровство будет!
А баба не умолкает:
— И пускай он тех двоих назовет. Одна шайка! Пускай за все три пирожка расплачивается!
— Может, не он? — вступился за меня кто-то.
— Не о-он? — вскинулась она. — Да у него еще крошки на зубах не остыли. Раскрой ему хавальник! Умный, да? Добренький? Ходют тут, а они за мой счет штевкают.
Меня тронули за плечо.
Милиция! Теперь конец… Это был рядовой мильтон в шинели с начищенными пуговицами. Деревенский скуластый мужик в форме.
Он отвел в сторону и начал выпытывать, что да как. Я ему все честно рассказал, кроме того, что знаю Кольку и мальчишку с пирожками. Мол, в лицо знакомы, а где живут — неизвестно.
— Не выдаешь, значит? — не поверил он.
Я опять заплакал.
— Ревет, понимаешь… — поморщился он. — Стой здесь.
И пошел выяснять отношения с продавщицей. Я прислушивался… Вернуть кепку она отказалась наотрез.
Тогда он уныло достал клеенчатый бумажник, отсчитал три рубля и положил ей на прилавок.