Но его опасения оказались напрасны.
Двери в опочивальню короля были распахнуты настежь, и бледный лекарь как раз выходил в гостиную, что-то взволнованно объясняя советнику. Увидев Шута, он зажмурился как от боли и негромко произнес:
— Оставь это, Патрик. Король скончался…
А потом Шут спешил за ними к Руальду, который только проснулся и был еще растрепанный, неумытый после сна… Белые волосы смешно торчали во все стороны, точно хвосты на шапке у Шута… Он слышал, как советник сообщил принцу о смерти отца. Видел, как тот, сжавшись от горя, точно дитя, закрыл лицо руками… Все знали — король умирал, но весть о его кончине все равно оказалась слишком тяжелой для наследника.
— Оставьте меня, — глухо прошептал Руальд и, увидев, что советник все еще мнется на месте, рявкнул громче медведя: — Оставьте же!
Они ушли. Все, кроме Шута, который звериным чутьем понял, что принцу сейчас нужно не одиночество, а плечо, на которое можно опереться. На которое не стыдно опереться наследнику трона…
Он долго сидел подле короля и слушал, слушал о том, каким был король Берн… Каким чудесным отцом, каким мудрым правителем… Шут ничего не говорил, он — мальчик-сирота, никогда не знавший своих родителей — просто приткнулся дрожащему от бесслезного плача принцу под бок. И навсегда впитывая его боль, думал лишь об одном — как бы отогреть это израненное потерей сердце.
Только несколько лет спустя Руальд признался ему, что это живое тепло открытой нараспашку Шутовой души стало для него источником силы, позволившей смириться с утратой и осознать себя новым королем. Позволившей увидеть в забавном маленьком артисте самого близкого человека…
Шут проснулся, когда солнце уже поднялось высоко над крышами, и воробьи в ветвях старого дерева громко чирикали о своих птичьих делах. Окно было приоткрыто, и их звонкий говор наполнял комнату вместе с солнечным светом. Яркие лучи, струясь сквозь зеленое кружево кленовых листьев, дарили нежное тепло последних дней лета.
«Какое славное утро, — подумал Шут, стряхивая остатки сна и выбираясь из постели. — В такой день обязательно должно произойти что-нибудь хорошее».
Он решил не терять времени: привел себя в порядок, крутнулся пару раз на перекладине и, следуя старой привычке, покинул спальню через окно. По замшелой стене с выступами вековых булыжников Шут спустился в сад и направился прямиком к Дамской беседке. Ожидания его не обманули: три фрейлины и пара загостившихся дворяночек уже устроились на мягких подушках и, попивая чай с пирожными, вели оживленную беседу. Их голоса, подобно птичьему щебету, были слышны издалека. За бормотанием ручья Шут не разобрал ни слова, но по высоким нотам ему сразу стало понятно — разговор идет не о прическах и способах шнуровки корсета. Он подобрался ближе и без труда спрятался за живой изгородью, мимолетно порадовавшись, что одет в простые штаны и камзол. Звон бубенцов сейчас был бы некстати.
