— Какую часть замка хотели бы Вы осмотреть, мистер Одли?
Должно быть, он понял, что сейчас не подходящий момент, чтобы давить на нее, и потому бодро ответил:
— Весь, конечно, но я полагаю, что это невыполнимо за одно короткое утро. С чего предложите начать?
— С галереи? — Он так заинтересовался картинами в своей комнате прошлой ночью. Галерея казалась вполне логичным местом для начала осмотра.
— Вглядываться в дружественные лица моих воображаемых предков? — Его ноздри расширились, мгновение он выглядел так, как будто проглотил что–то неприятное. — Думаю, нет. С меня довольно моих предков для одного утра, благодарю покорно.
— Те предки — мертвые, — пробормотала Грейс, едва способная поверить в свою дерзость.
— Именно такими я их и предпочитаю, но не этим утром.
Она взглянула через холл туда, где солнечный свет, проникающий через окно, образовал на полу рисунок из кругов.
— Я могу показать Вам сады.
— Я неподходяще одет.
— Музыкальный зал?
Он постучал по уху.
— Боюсь, мне медведь на ухо наступил.
Она сжала губы, минуту помолчала, затем сказала:
— Вы желаете увидеть какое–то конкретное помещение?
— Многие, — ответил он быстро, — но от Вашей репутации останутся одни лохмотья.
— Мистер О…
— Джек, — напомнил он ей, и каким–то образом расстояние между ними сократилось. — Вчера вечером Вы называли меня Джеком.
Грейс не двигалась, несмотря на то, что ее так и подмывало стремглав броситься назад. Он стоял не настолько близко, чтобы поцеловать ее, и даже не настолько близко, чтобы случайно коснуться ее рукой. Но ее легкие внезапно ощутили отсутствие воздуха, а ее сердце ускорило свой бег, сменив свой стройный ритм на беспорядочный.
Она чувствовала, как на ее языке формируется это слово — Джек. Но произнести его она не могла. Не тогда, когда ее воображение все еще рисовало его в образе герцога.
— Мистер Одли, — сказала она, и хотя пыталась быть строгой, на самом деле, никак не могла справиться с собой.
— Мое сердце разбито, — сказал он, совершенно точно дозируя легкомыслие в своей интонации, чтобы восстановить ее хладнокровие. — Но я продолжу легкий флирт, может быть, совершенно напрасно.
— Да, Вы стремитесь к отчаянию, — пробормотала она.
Его бровь слегка приподнялась.
— Неужели я слышу намек на сарказм?
— Только намек.
— Хорошо, потому что, уверяю Вас, — он положил руку на сердце, — внутри у меня все умирает.
Она рассмеялась, но попыталась сдержаться, в результате вышло что–то больше похожее на фырканье. Это должно было ее смутить,
