— Сегодня она будет еще хуже, — вымученно произнесла она. — И я буду той, кто за это заплатит.
— Тогда прошу прощения, — сказал он и склонился в раскаивающемся поклоне.
Внезапно Грейс почувствовала себя неудобно. Не потому что она думала, что он дразнил ее, а скорее потому, что была почти уверена, что он был искренним.
— Ничего, — пробормотала она. — Это не Ваше дело, волноваться из–за меня.
— Уиндхема?
Грейс подняла на него глаза, так или иначе захваченная прямотой его пристального взгляда.
— Нет, — сказала она мягко. — Да, он беспокоится, но не…
Нет, он не беспокоился. Томас действительно присматривал за ней, и, более чем в одном случае, вступался за нее, когда чувствовал, что ее обидели несправедливо, но он никогда не придерживал свой язык перед своей бабушкой только для того, чтобы сохранить мир. А Грейс никогда и не мечтала о том, чтобы попросить его об этом. Или ругать его за то, что он сделал что–то не так.
Он был герцогом. Она не могла говорить с ним подобным образом, независимо от их дружбы.
Но мистер Одли был…
Она на минуту закрыла глаза, отвернувшись, чтобы он не мог видеть смятение на ее лице. Пока он был только мистером Одли, не намного выше нее. Но голос вдовы, мягкий и угрожающий, все еще звенел в ее ушах…
Если, конечно, это все еще его имя.
Конечно, она говорила о Томасе. Но тогда было верно и обратное. Если Томас не был Уиндхемом, то им был мистер Одли.
И этот человек… этот мужчина, который дважды ее поцеловал и заставил мечтать о чем–то, не касающемся этого замка — он будет хозяином этого замка. Титул герцога не был все лишь словом, добавляемым к имени. Это были земли, это были деньги, это была сама история Англии, возложенная на плечи одного человека. И если и было что–то, чему она научилась за те пять лет, что провела в Белгрейве, так это то, что аристократия отличалась от остальной части человечества. Да, они были смертными, и истекали кровью и плакали точно так же как все остальные, но они несли в себе что–то такое, что ставило их отдельно от других.
Это не делало их лучше. Независимо от лекций вдовы по данному предмету, Грейс никогда не поверила бы этому. Но они были другими. Они формировались под давлением своей истории и своей роли.
Если мистер Одли был законнорожденным, тогда он был герцогом Уиндхемом, а она была всего лишь старой девой, не смеющей даже и мечтать о нем.
Грейс сделала глубокий восстанавливающий вдох и затем, как только ее нервы достаточно успокоились, повернулась к нему.
