Мишку били гораздо сильнее и ожесточеннее – все же свой. Никто не хотел слушать, что он орал изо всех сил. Не обращали внимания ни на повязки, ни на «воротник», говоривший о повреждении позвонков. Но убивать никто не хотел. Просто, таким образом, выплескивалась обида на неудачную войну, на бездарность командования, на ловкость и упорство финнов, на холод и голод, и на многое другое, что они не могли, не понимали, не хотели.
Гроза улеглась также внезапно, как и началась. Избитые, поверженные на пол, измятые и перепачканные свежей кровью «шпионы» не подавали признаков жизни.
– Вот так бы вам воевать…, ордена некуда было бы вешать, – тихо и устало проговорил усач и принялся поднимать Мишку. Все молчали, стараясь не смотреть друг на друга. Усаживались кто куда, успокаивая дыхание, лезли в карманы за новым куревом и долго, просыпая махорку под ноги и на тех, кто лежал на полу, крутили дрожащими руками самокрутки.
– Какой же Мишка – шпион?! – укладывая раненого на скамейку, говорил Степан. – Вы, что же забыли, как он роту вывел из окружения!?.. А «Красного Знамени» – за что? А за что, такой молодой, и уже замкомвзвода? Вы просто от зависти и страха ожесточились, от неумения воевать….
– Погоди Степан, ты тоже что-то уж больно усердно нянчишься с пленным!? Вон и в машину его определил, и сидишь рядом, и, небось, слышал, и знаешь, о чем они шептались?.. А!? – лейтенант говорил охрипшим голосом, придерживая одной рукой раненый бок.
– О чем они говорили – не ведаю, товарищ лейтенант. А вот то, что Мишка родом из этих краев – знаю, – все удивленно вскинули головы и уставились на пожилого санитара. – Когда он попал к нам в медсанчасть, я документы его смотрел. Он по национальности – карел, то есть с Карелии. Стало быть, соседи они с финнами. И я так понимаю, что и предки их родственные. Отсюда и схожесть языка.
- Как это так, схожесть языка? – недоуменно проговорил кто-то из раненых.
– А так. Ты вон служил на Украине и гарно с дивчинами балакал, уговаривал, пел им, небось, как соловей. И они понимали тебя, как и ты их.
– Нет, о чем же Мишка мог говорить с пленным? – не унимался лейтенант, время от времени затягиваясь цигаркой, спрятанной в дрожащем кулаке.
– Да о чем могут два земляка говорить? – санитар приводил Михаила в чувства, разнося по кузову резкий лекарственный запах. – Ну что сидите, идолы, помогайте, берите финна. Вон сколько крови потерял. Перебинтуйте его и положите. У него пулевое ранение на вылет, можем и не довезти парня! – Степан уже прикрикивал на своих коллег санитаров.
