Как-то под вечер, когда Дуншань с партийного собрания вернулся домой, Лаодин задавал корм быкам. Старик сделал вид, что не замечает сына, и продолжал заниматься своим делом.
— Отец! — неожиданно обратился к нему Дуншань. — А не засеять ли нам поле горохом после уборки хлеба?
Лаодин растерялся — он никак не ожидал, что сын с ним заговорит, — и взглянул на него. Дуншань улыбался. Улыбка была смущенной, и старик понял, что сын ищет примирения.
— Пожалуй, ты неплохо придумал! — чуть помедлив, ответил Лаодин. — На этой земле и надо сеять бобовые.
Лаодин уселся посреди двора на камне, на котором женщины обычно стирали белье. Ему почему-то показалось, что сын уже согласен на покупку земли, и он нерешительно произнес:
— Ты еще молод и не понимаешь, как важно для нас прикупить этот небольшой участок. Ведь земля для крестьянина — это все. А я пока не могу выделить тебе и брату даже по восемь му. Вот и ноет у меня сердце... Ну чего ты боишься? Никто обо мне дурного не скажет. Не все же есть черные лепешки. Пора и о белых подумать! Да что там говорить! Если каждый год засевать пшеницей еще несколько му, хлеба будет по горло.
— А у нас и сейчас хлеба хватает, — заметил Дуншань и опустился на корточки.
— Хватает-то хватает! Но пусть лучше его будет побольше.
Чувствуя, что отца не переубедить, Дуншань заговорил об урожае.
— Как ты думаешь, — спросил он, — сколько мы соберем зерна на восточном поле?
— Да не меньше тысячи триста — тысячи четыреста цзиней[14], — прикинув, ответил Лаодин.
Дуншань знал: если сказать отцу, что у других хлеба лучше, тот лопнет от зависти. Тем не менее он не удержался:
— У Линь Вана в этом году соберут с каждого му по целому даню[15]. А у крестьян из бригады взаимопомощи на всех девятнадцати му пшеница во какая ядреная! Колос в колос! Да и выше нашей на целую четверть.
От таких речей Лаодину всякий раз становилось не по себе. Так было и сейчас. Он крякнул и сказал:
— Не пожалеешь удобрений — земля тебе сторицей воздаст. Поле не прислужник в храме, которому таскают подношения, и все без пользы.
— Это верно, только мы ничем не удобряли землю, — быстро проговорил Дуншань. — Весной надо бы истратить каких-нибудь сто — двести тысяч юаней на удобрения — и зерна собрали бы цзиней на пятьсот больше.
Так они и беседовали. Лаодин пытался завести речь о покупке земли, а Дуншань переводил разговор на весенние работы. Наконец все же старику удалось коснуться интересующей его темы.
