— Я не о цветах, — мисс Беллами принялась разворачивать бумагу. — Ой, Флори, дорогая моя!
— Приходится с утра пораньше, а то ведь и не заметите, — ворчливо пробормотала Флоренс.
Это была тончайшая, с изысканной вышивкой сорочка.
— Иди сейчас же сюда, — шутливо приказала мисс Беллами.
Флоренс склонилась над кроватью и позволила себя поцеловать. Ее лицо залилось краской. Мгновение она смотрела на хозяйку с каким-то болезненным обожанием, а потом отвернулась, скрывая непрошеные слезы.
— Нет, это божественно! — продолжала восхищаться сорочкой мисс Беллами. — Прелесть! Чудный подарок! — Как бы замирая от восторга, она медленно качала головой из стороны в сторону. — Мне просто не терпится ее надеть, — заявила она. И действительно, сорочка ей нравилась.
— Там почта, — буркнула Флоренс. — Целая кипа.
— Правда?
— В коридоре на тележке. Принести?
— После ванны, душечка, ладно?
Флоренс открыла ящики и дверцы шкафов, вытаскивая то, что хозяйка намеревалась сегодня надеть. Мисс Беллами, сидевшая на строжайшей диете, пила чай с поджаренным кусочком хлеба и читала телеграммы, сопровождая каждую довольным восклицанием.
— Милый Берти! Какую трогательную неразбериху он прислал. Смотри, Флори, телеграмма от Бэнтингов из Нью-Йорка. Как любезно с их стороны!
— Мне говорили, что их постановка прогорела, — заметила Флоренс. — И неудивительно. И неприлично, и скучно. Уж надо что-нибудь одно.
— Ну что ты в этом понимаешь, — рассеянно ответила мисс Беллами. Она в недоумении смотрела на следующую телеграмму. — Чепуха какая-то! Нет, это просто чепуха! Флори, дорогая, послушай, пожалуйста.
Хорошо поставленным голосом она громко и с выражением прочитала:
— «Она родилась из лона утренней росы, а была зачата радостной весной». Гадость какая!
— Да нет, довольно трогательно. А вот кто такой Октавиус Браун?
— Понятия не имею, радость моя. — Флоренс накинула на мисс Беллами неглиже, сделанное по эскизу Берти Сарасена, и ушла готовить ванну. Мисс Беллами уселась за туалетный столик и занялась косметикой.
В дверь, ведущую из спальни мужа, постучали. Вошел Чарльз Темплетон. Это был крупный блондин лет шестидесяти, с большим животом. Он был одет в темно-вишневый халат. На шее на шнурке болтались очки. Волосы, тонкие и редкие, как у младенца, были тщательно причесаны. Чисто выбритое лицо покрыто нездоровым румянцем, который обычно свидетельствует о сердечной болезни. Поцеловав жене руку и лоб, он положил перед ней маленький пакетик.
