— Друзья! — повторил Юра. — Прошу к столу.
Место Алексея пришлось рядом с Сашей.
— Стол получился совсем как в старые добрые времена, — сказал он. — Вы любите винегрет? Прошу вас, Алексей Андреевич! А как насчет спиртного? Кагор или то, что покрепче?
— Все равно. Может быть, кагор оставим для женщин?
— Вполне логично. — И Саша налил в рюмку Алексея из высокой, объемистой бутылки без этикетки. — Попробуем, что это за горючая смесь!
Во главе стола с поднятой рюмкой стоял Юра. В другой руке он держал лист бумаги. Алексей знал, что сейчас его друг будет читать стихи. Так и случилось.
Заздравный новогодний тост, в котором были зарифмованы имена всех, кто сидел за столом, Юра прочел вдохновенно, обнажая в простодушной улыбке ровный ряд крепких белых зубов. Все было в этом тосте: и пожелания успехов каждому присутствующему, и уверенность в том, что друзья вновь соберутся на настоящий праздничный пир после победы.
Все горячо зааплодировали, а Лариса вскочила со своего стула, подбежала к Юре и звонко чмокнула его в щеку.
— Спасибо, Ларисочка! Спасибо, друзья! — Юра лихо опрокинул рюмку и принялся закусывать. — Рубайте, ребята! Пользуйтесь тем, что все здесь сегодня — без карточек.
— Сегодня — да! — расхохотался Федьков. — Но вчера за эти закусочки нам отчекрыжили по первое число следующего месяца.
— Вы местный? — неожиданно спросил Саша.
— Самый что ни на есть, — ответил Алексей.
— Странно. Мне почему-то подумалось, что вы тоже ленинградец.
— В Ленинграде, можно сказать, я не был, если не считать поездку в трехлетнем возрасте. Тогда мама возила меня к отцу.
— А кем был ваш отец?
— Он и сейчас есть. Художник.
— Позвольте, позвольте! Андрей Пермяков — это и есть ваш отец?
— Он.
— Так это же известнейший наш ленинградский мастер! А почему вы не с ним? Ах да, ваши родители, видимо, разошлись…
— Ну вот, а в Москве я был всего раз, и то проездом. А вы наверняка ни разу не выезжали в нашу глухую провинцию?
— Признаюсь, да.
— Поэтому вы и удивляетесь. Люди-то здесь живут такие же, как всюду.
— Вполне вероятно. Я — коренной ленинградец. Там учился в школе, там закончил училище. Потом — фронт. С Женей мы зарегистрировались перед самой войной, и вот теперь, боюсь, стал для нее обузой… Ведь сами видите…
— Друзья мои! — крикнул Юра. — Не вижу за столом порядка. Предлагаю не шушукаться и не хихикать втихомолку. Каждый, кто хочет говорить, петь, танцевать или смеяться, обращайтесь к тамаде.
— А если я хочу объясниться в любви? — спросил Федьков, дотянувшись рукой до плеча Нины, которая сидела поодаль от него.
