Нет, так нельзя. Не горячиться, больше хладнокровия. Вместо Володи она позвала в учительскую Толю Якушева, попросила помочь ей отнести карты.
— Странный мальчик Володя Шибаев,— сказала она.— Ты с ним дружишь. Не знаешь, почему он такой?
— Какой — такой? — дипломатично переспросил Толя.
— Да как-то непонятно, что он любит, чем интересуется. И почему иногда так плохо ведет себя на уроках. Ну вот ты, например, болтаешь или не слушаешься — это понятно: просто не владеешь собой, не можешь взять себя в руки. А у Володи, наоборот, есть сила воли. Он может быть очень внимательным, если захочет, может хорошо учиться... А иногда — вот, например, сегодня — прямо будто назло все делает.
— Почему вы думаете, что у меня нет силы воли?— спросил Толя, задетый.
— Может быть, я и ошибаюсь,— быстро согласилась Светлана,— недостаточно хорошо тебя знаю. Но вот с Володей... Знаешь, ты бы мне помог, Толя. Ведь так недолго ему и на второй год остаться.
Карты уже были положены на место, но Толя не уходил.
— Вы ему опять замечание сделаете в дневнике? — нерешительно спросил он.— Вы... не делайте!.. У него папа... Вы еще не знаете, какой у него отец!
— Знаю,— сказала Светлана,— ведь я была у него дома.
— А маму его видели?
— Видела.
— Ну вот видите!
— А что Володя любит, чем увлекается?
— Он... бабушку свою очень любит!
— Нет, я в том смысле — чем он интересуется?.. А бабушка его с ними живет?
— Нет, она за городом, на Лесной улице. Туда как раз автобус ходит, около самой остановки... Он еще на коньках очень любит кататься.
Перемена кончилась. Разговор оборвался.
На третьем уроке пришлось поставить двойку хорошей ученице, Соне Ильиной. Двойки ставить всегда тяжело. И на себя досадуешь, и просто по-человечески жалко своих учеников. Недалеки еще школьные годы, отчаяние после каждого неудачного ответа.
Некоторые девочки, получив двойку, начинают плакать тут же, у доски. Соня не так. Она возвращается к своей парте с каменным лицом, на ходу вынимает аккуратно сложенный платок и, встряхивая, расправляет его. Подготовившись таким образом, садится, прижимает платок к глазам и всхлипывает потихоньку.
Жалко. И в то же время трудно не улыбнуться при этом. А улыбаться никак нельзя.
В общем, неизвестно еще, что труднее — сдержаться и говорить, не повышая голоса, с нарушителем дисциплины или сохранять серьезность, когда в классе происходит что-нибудь смешное и трогательное.
В классе сорок человек, и на каждом уроке — винегрет какой-то из горя и радости, успехов и неудач.
