Не стреляйте в рекламиста | страница 63




— Алло, — требовательно повторил Огоньков.

— Лева, это я, Ефим.

— Давненько не слышал.

— Лев, у меня для вас сюжет сумасшедший.

— Что такое?

— Мой бухгалтер отбил бандитский налет на свой дом. Спасая семью, убил троих бандитов, а потом психанул и застрелил их босса. Плюс еще одного ранил.

— Когда это было?

— Вчера днем.

— Странно.

— Что — странно?

— У нас свои люди в пресс-службе МВД. И ничего не сообщили.

— Лев, здесь многое странно. Здесь вообще нет ничего обычного.

— Ефим, это мне не нравится. А по другим каналам в криминале что-нибудь было?

— Пока нет.

— Очень странно. Не каждый день в столице мочат по пять бандитов. Чую носом, ты меня во что-то нехорошее тянешь.

— Лев, мужик в тюрьме. Давай, я вечерком позвоню и в прямой эфир выскажусь. Вы — ни при чем. Тема рейтинговая, ответственность — моя. Только сделай так, чтоб я дозвонился.

— Это как?

— Позвони сам. Сделаешь?

Минутная пауза. Потом на выдохе:

— Черт с тобой. Но мне все это не нравится.

— Спасибо, Лев. Я буду ждать в 22.30 по мобильному. Номер у тебя есть.

— Ладно.

В трубке зазвучали гудки.


Интересная вещь: человек, однажды сделав доброе дело другому, становится как будто его должником. Не наоборот, что было бы естественно, а именно так. Дальше он должен все время соответствовать имиджу, который для него привычен. И — делать новые и новые добрые дела.

Лева не хотел ввязываться. Но он уже помогал Ефиму и таким захотел в его сознании остаться. Хотя, может, все и проще: Огоньков никогда не искал особых приключений, но всегда считался порядочным человеком. Во всяком случае, Береславскому в этом смысле придраться не к чему.

А Ефим уже нажимал кнопки своего «Панасоника».

— Шалихина Ивана будьте добры! Скажите, Ефим хочет поговорить.

Ванькина секретарша была не столь строга. Едва прикрыв мембрану ладонью, она заорала куда-то вдаль:

— Ва-ань! Тут тебя мужики домогаются!

Иван взял трубку:

— Да-а!

Даже по голосу чувствовалось, что этот человек молод и с куражом.

Ефим рассказал о случившемся, чем необычайно воодушевил Ивана. Его газета боролась за право стать самой тиражной в России, а такие истории, безусловно, тираж поднимали.

— Нет проблем, Ефим. Сам напишешь или подошлем?

— Сам сделаю. К пяти часам курьер подвезет. Сколько знаков?

— Примерно пять тысяч. Ну, давай, старик. Жду материал.

Береславский понял, что пару секунд назад он перестал быть интересен для Ивана — человека новой формации. Отработал — отойди. А работа идет дальше. Процесс не должен останавливаться. Эта манера, может быть, чуть обидна, но, в Ивановом исполнении, надо признаться, чертовски эффективна!