– Я должен на тебе жениться, – заявил я. – Мой папа будет от тебя без ума.
К счастью, она в ответ рассмеялась. И мы углубились в обсуждение фильмов тридцатых годов, а Эш увлек Клару в круг танцующих.
– А что ты думаешь о Бастере Китоне?[19] – спросила Саманта.
– Пожалуй, неплох. У него было несколько остроумных трюков. Но он не дотягивает до Гручо Маркса, не так ли? – Я был уверен в своих словах, так как почитывал историю кино.
Выражение лица Саманты мгновенно изменилось.
– Ты в этом уверен? – Как ни смешно, в голосе ее зазвучали опасные нотки.
Я вдруг расстроился и спросил:
– А разве это не так?
То, что начиналось как легкий, приятный флирт, перешло в нудную лекцию о жизни Китона. Как будто это кого-нибудь интересует!
– Помнится, папа мне рассказывал, будто братья Маркс пригласили Китона в один из своих фильмов, когда с ним было все кончено.
– Что это значит – «все кончено»?
– Все кончено? Он был безработным. Уже не мог смешить. Давай смотреть правде в глаза: он не выдержал проверки временем, не правда ли?
Саманта не на шутку разозлилась.
– Потому что какой-то тип с нарисованными усами и идиотской походкой был признан величайшим комиком двадцатого века, да?
У меня было ощущение, что я защищаю родного отца.
– Давай смотреть правде в глаза. Китон оказался не у дел, когда появилось звуковое кино. Вероятно, у него был голос, как… ну, не знаю, писклявый, как у девчонки, или что-нибудь в таком духе.
В свое время мне доводилось высказывать и более оскорбительные предположения, но Саманте хватило и этого.
– На самом деле у него был хороший голос. А величайший вклад твоего любимчика в мировое кино – это дурацкие комические брови.
Я поджал губы.
– В его честь был назван известный клуб – не забывай об этом. Я что-то никогда не слышал о клубе Китона.
Это была самая необычная дискуссия, какую мне когда-либо доводилось вести, а это кое-что значит: ведь я юрист, которому не раз за эти годы приходилось участвовать в отчаянной полемике. Скажем, был случай, когда проповедник отказался признать решение суда об уплате долга моему клиенту, аргументируя это тем, будто последний сказал, что Бог – лишь источник энергии.
В каком-то смысле диалог с Самантой стал приятным разнообразием после бесед на тему «моя фирма хлещет юристов похлеще, чем твоя», которые я обычно вел с собратьями. И я попытался заключить перемирие.
– Давай пойдем на компромисс, – предложил я. – Ты, конечно же, не будешь возражать, что Чаплин очень хорош?
