— Пошло тепло, пошло, — сказал Костин, — начинаю согреваться.
Марат вежливо улыбнулся в ответ. На кухне Галя пробовала разрезать окаменевшего от мороза зайца.
— А ну-ка отойди, женщина, — грозно сказал Шилов, подступая к ней с топором.
— Смотри аккуратней, — предупредила Галя и отошла в сторону.
— Наш-то заяц был, покрупней, — заметил Шилов и разрубил зайца на небольшие куски. Галя обмыла их холодной водой, отчего они тут же покрылись тонкой пленкой, уложила в чугунок и залила до половины водой; бросила шепотку соли, перца, несколько лавровых листов и стала шарить на полке, говоря:
— Где-то здесь луковица оставалась. Шилов извлек искомую луковицу из кармана, сказав:
— А я только ее сожрать собрался, дай, думаю, лучку обрадуюсь.
— Я-те сожру, тоже мне Чипполино нашелся.
Галя очистила луковицу, бросила ее в чугунок, накрыла крышкой и отодвинула печную заслонку, открыв взору остывающую груду угля, переливающуюся огнями в печном чреве.
— Может быть дров подбросить? — высказал предположение Шилов. — Не надо, углей достаточно.
— Желательно бы поскорей, — проникновенным голосом сказал Шилов, — бо, кушать хочется зело.
— Иди к столу, а то Марат один там. Не нравится мне этот мужик.
— Да ладно, не волнуйся, обыкновенный охотник, заблудился.
— Иду к столу, — согласился Шилов.
Он вернулся к столу и почувствовал царящую за ним неловкость, которая возникает при появлении чужака в компании хорошо знакомых людей. Чтобы снять ее, Шилов ударил в ладоши и сказал:
— Ну-с, господа, предлагаю тост за спасение товарища Костина, который в свою очередь спас от голодной смерти нас.
После того, как выпили, Шилов крикнул:
— Милая, открой крышку. Нам надо занюхать, — и добавил, обращаясь к собеседникам, — как Насреддину.
Галя, видимо, приняла слова Шилова за чистую монету, так как, до обоняния мужчин вдруг явно донесся густой и ароматный мясной дух. Вскоре появилась и сама Галя, неся в руках кипящий чайник.
— Чайковский — это хорошо, — мечтательно произнес Костин.
Галя налила ему чаю и как бы невзначай спросила:
— Давно вы в наших краях охотитесь, что-то я раньше вас не встречала, я ведь местная?
— У меня, знаете ли, давняя традиция, — начал Костин, — я свой отпуск разбиваю всегда на две части; половину зимой гуляю, половину летом, — а принцип такой, намечаю себе маршрут, потом доезжаю до определенной железнодорожной станции, скорее даже до полустанка, без названия и оттуда иду пешком через лес к намеченной цели. С собой беру неприкосновенный запас, — пачку сухарей, банку консервов, которые, как правило, приношу домой не тронутыми, а питаюсь только тем, что добуду охотой или рыбалкой, сплю в спальном мешке или, если повезет в таких заброшенных деревнях, как N. Я был в ней летом, сделал в одной избе перевалочный пункт, однако заблудился, к вам попал.
