— Без Александра, — сказала она, — у нас нет ничего.
— У нас есть ты.
Она закрыла глаза. Темно, темно, как в стране мертвых, и холодно. А она устала, так устала. Принять короны, посох и плеть, даже бороду — другие женщины делали это, другие женщины правили, долгие годы — и стать Властелином Великого Дома.
Она могла бы это сделать. Руки ее малы, но силы в них достаточно. У нее достаточно сильная воля, чтобы приказывать, если придется приказывать.
Тень шевельнулась за ее спиной, грива ее стала дыбом. Тень была созданием богов, но отчасти и ее собственным. Если она не послушается их, даже Мать Изиду, если она примет то, что ей предлагает Аи, если она будет править, как ей это должно по крови, тень останется с ней. Защитит ее.
И вернутся персы. Или Александр, разочарованный, приведет за собой целый мир. И ей придется сопротивляться им. И погибнуть, как погиб ее отец, но погибнуть свободной.
Мериамон попыталась набрать в грудь воздуха и почувствовала боль. Наконец с трудом вздохнула.
— Мы не сумели здесь, в Черной Земле, сами править нашим царством, — сказала она. — То же случится и со мной. То, что мы делаем сейчас… спасет нас. Мы не будем такими, как прежде, мы никогда уже не сможем быть такими, здесь ты прав, но мы будем жить и будем сильны. Не только мы, но и наши боги. Вот что мне показали. Если Александр займет трон фараонов в Мемфисе, весь мир узнает наших богов, и Мать Изида будет прославлена всюду, где есть люди. Если же он этого не сделает, мы придем в упадок и погибнем, и наши боги вместе с нами утонут в вечном мраке.
Наступило молчание. Мериамон открыла глаза, но не поднимала их, глядя на свои сплетенные пальцы. Она чувствовала присутствие Аи, слышала его хриплое прерывающееся дыхание, быстрые нервные вздохи молодого жреца за его спиной, бормотание ветра за стеной. Она не знала, что сказать, пока не сказала. Теперь, когда это было сделано, она чувствовала пустоту и облегчение. То, что она могла бы быть тем, кем был ее отец, делать то же, что делал он, и умереть так, как умер он, — это почти радость. Но она этого не сделает.
— Я думаю, что люблю его, — сказала она. –
Не так, как женщина любит мужчину — ничего подобного. Но так, как солдат может любить своего командира, как жрец может любить царя. В нем есть свет, даже когда он безумен сам или сводит с ума других. Он полон божественной силы.
— Да, но какого бога? — спросил Аи. — Сет, Гор или Амон породил его?
— Может быть, все трое. И Дионис тоже… и еще Осирис, повелитель всех живых и мертвых.
