Аи задумался над этим, сидя неподвижно, как сам Осирис, и только блеск глаз показывал, что он живой. Жить ему оставалось недолго, Мериамон знала это, и это было горе. Хрипы в его легких стали гораздо сильнее с тех пор, как она покинула Фивы, и от него мало что осталось, кроме воли и магической силы. Но он обязательно доживет до конца — доброго или злого. Александр будет коронован и принят Великим Домом, и страна Кемет снова обретет свое величие или сойдет на нет, превратится в нацию рабов под пятой тирана.
— Это игра, — сказала она. — Ставка огромная. Мы начали эту игру давно. Стоит ли отказываться от нее теперь, когда конец так близок?
— Тебе решать, — отвечал Аи, — согласиться или отказаться. Я только сказал тебе, что может случиться.
— Ты испытываешь меня, — сказала Мериамон. Она не спросила почему, хотя, возможно, он ждал этого вопроса, она знала. Потому что у нее была сила сейчас, в критический момент, позволить делу идти дальше или все остановить, пока еще можно. И, более того, потому, что Аи был не таков, чтобы слепо идти туда, куда его ведут, пусть даже его ведут боги. Он хотел, чтобы она подумала. Сделала выбор. И решила для себя.
Она ужасна, эта свобода. Знать, что ее тень ждет так же, как ждет Аи, и никто не шевельнется, чтобы поторопить ее. Боги во всем их величии, сама Мать Изида, царица их всех, не скажут ни слова. Что бы Мериамон ни сказала, что бы ни сделала, это будет ее выбор, и только ее.
— Нет, — сказала она. — Я не стану его останавливать. Если это трусость, пусть будет так. По крайней мере я буду честным трусом.
— Или самой смелой в мире, — сказал Аи. — Отказаться от власти, когда ее тебе предлагают, когда ты имеешь на нее право по рождению, — это не самая обычная трусость.
— Нет, благородная, даже царственная. — Мериамон поднялась. Колени у нее подкашивались. Она напряглась. — Это только начало, то, что ты говоришь мне, заставляешь меня увидеть.
Блестящие глаза скрылись за веками. Старик улыбался.
— Теперь ты начинаешь понимать.
Она чуть не ударила его. Взглянула яростно и помимо воли рассмеялась. Она осторожно обняла его, такого хрупкого, и поцеловала в лоб.
— Я и забыла, как ты умеешь выводить из себя. И, несмотря на все это, как ты мне необходим.
— Вроде как одно из слабительных для жрецов?
— Вроде того, — согласилась Мериамон, заставив бедного молодого жреца покраснеть от смущения, а Аи расхохотаться. И это она тоже забыла — что значит разделять веселье с человеком своего народа. Но благодаря этому она поняла, что вернулась, наконец, домой.
