Это его остановило. Он ревновал. Она смеялась.
Он поднялся. Ее голова едва доставала ему до груди.
— Что же ты за грек, если предпочитаешь остаться с женщиной, вместо того чтобы идти сражаться? — насмешливо сказала она.
Его проняло. Он открыл было рот, потом закрыл. Можно было сказать очень много или ничего. В конце концов он не сказал ничего.
Вино он унес с собой. Но чаши остались.
Мериамон взяла полную. Пары вина кружили ей голову. Она осушила чашу.
Царь выехал до рассвета. Мериамон не видела, как он уезжал. Она вернула Нико его гордость. Она не хотела смотреть, как он взял ее.
— Он не взял Тифона, — сообщил Клеомен, который был там, завидуя царским конникам, как всякий очень молодой человек. — Он поехал на одном из царских коней, на большом сером.
Мериамон перевела дыхание. Она осматривала человека, который обгорел во время нападения брандера. Он был последним из тяжелораненых, единственным, кто еще не умер. Мериамон сумела улыбнуться ему. Он не мог ответить улыбкой: весь низ его лица был словно расплавлен, а теперь засох, но глаза смотрели живо.
— С помощью богов ты выздоровеешь, — сказала она ему и похлопала его по необожженному плечу, потом перешла к следующему пациенту.
Клеомен шел за ней, радостно болтая.
— Аминтас на верху блаженства: он сможет ездить на Тифоне, пока нет Нико. Все утверждали, что Нико поедет на своем коне и погубит себя. Все, кроме меня.
— Почему? — спросил раненый, которого перевязывала Мериамон. Ему в бедро попала стрела, и, несмотря на все старания Мериамон, рана начала гноиться.
— Александр запретил, — ответил Клеомен. — Даже Нико слушается Александра.
Мериамон фыркнула. Никто не заметил. Раненый дернулся.
— Спокойно, — прикрикнула Мериамон, и он замер, судорожно сжав край одеяла. Она немного успокоилась. — Все, — сказала она, — теперь все.
Она могла бы сказать так и Нико, но он ушел. Его собственный мир забрал его, его война и его царь. Если боги будут милостивы, он вернется, но не к Мериамон. Зачем? Он был ее стражем постольку, поскольку не мог делать ничего другого, более подходящего. Теперь же он был снова целым.
Так же, как и она со своей тенью, скользившей за ней по пятам, и со своей целью, от которой она не отказалась, хотя Александр одержим безумной идеей взять Тир. В ее судьбе не было места для могучего и сердитого македонского дуба.
Известие пришло достаточно быстро. Александр налетел на тирских бандитов, как гнев небесный, сломил их волю, положил конец их набегам и пошел дальше, к Смидону. Там, сообщали гонцы, он нашел флот и привел его к присяге. Во всех гаванях от Арада до Кипра строились, оснащались и собирались корабли.
