И когда пришел Митрофан в своей вечно распоясанной фланелевой рубахе и зимней шапке, Митенька, подождав, когда он подойдет вплотную к крыльцу, молча указал ему рукой на сломанную дверь.
Митрофан сначала посмотрел вопросительно на хозяина, потом перевел глаза на дверь.
— Что же ты молчишь? — сказал хозяин.
Митрофан подошел к самой двери, потрогал рукой, поставил ее, как ей надо было бы стоять, если бы у нее были обе петли. Потом, сплюнув, отошел от нее.
Митенька молча, немного иронически наблюдал.
— Ай сломалась? Когда ж это?
— Она уже целый год как сломалась, а ты только сейчас заметил, да и то когда тебе пальцем ткнули. Я все ноги по твоей милости переломал, лазивши через нее, а ты преспокойно целую жизнь можешь ходить мимо и не видеть.
Митрофан опять посмотрел на дверь.
— Надо, видно, будет поправить, — сказал он, продолжая смотреть на дверь.
— А больше ты ничего не видишь?
Митрофан сначала посмотрел на хозяина, потом обвел кругом взглядом, каким считают ворон, и опять взглянул на хозяина.
— А что ж больше?
— Больше ничего?… А это? а это? — крикнул хозяин, тыкая пальцем в одну, то в другую сторону. — По-твоему, и балясник и цветник в нормальном состоянии?
Митрофан только повертывался в своей фланелевой рубахе, справляясь каждый раз с направлением пальца хозяина.
— Да это уж давно так.
— А по-твоему, если давно, так пусть так и будет?
Митрофан на это ничего не ответил, только еще раз обвел глазами.
— Неужели тебе самому-то ни разу в голову не пришло? А ведь ты старший на дворе, тебе поручено все как настоящему человеку.
— А чем же я ненастоящий? — сказал, обидевшись, Митрофан.
— Тем, что настоящий человек глазами смотрит и видит, что нужно сделать. Чтобы этой гнили и старья тут не было! Возьми плотников и, что нужно, сломай, убери и поправь.
— Это можно, — сказал Митрофан. И, подойдя, еще раз зачем-то потрогал дверь и даже попробовал заставить ее стоять. Хозяин смотрел на него, ожидая.
— Тут и дела-то всего на пять минут, — долотом старую петлю поддел да новую прибил, — вот и все.
— Да ты не рассказывай, пожалуйста, а сделай. Другой бы на твоем месте и дверь бы эту давно прибил, и карниз… посмотри, пожалуйста, ведь того и гляди сорвется доска и прихлопнет.
Митрофан поднял вверх голову и долго смотрел на карниз, даже отойдя шага на два.
— Ничего, — сказал он и опять подошел к крыльцу.
— Что это значит — ничего?
— Потерпит еще, — пояснил Митрофан, — у него другой конец крепкий, он на нем держится.
