Покончив с обедом, он расплатился и вышел обратно на улицу. Огляделся — нет ли кого-нибудь подозрительного. У забора отирался какой-то тип в непонятной засаленной хламиде, на нищего он не походил. Грэм задумался на секунду, не шпик ли это, засомневался, потом решил, что даже если и шпик, Безымянный с ним.
Пока он бродил по городу в поисках Илис, на глаза ему попались самое меньше три храма Фекса. Расположение каждого он хорошенько запомнил, и теперь направлялся в ближайший. По дороге он то и дело оборачивался, его не отпускало ощущение, будто за ним следят. То ли Крэст решил-таки наверстать упущенное, то ли у него начались галлюцинации на почве личности в хламиде. Он не увидел никого, кто шел бы следом… вот только не единожды за углом мерещилась чья-то тень. В конце концов Грэм плюнул и больше не оглядывался. Ощущение преследования не проходило.
Примерно через полчаса он вышел к храму, который помещался в обычном доме, отличном от прочих только барельефом над входом. На барельефе была изображена бегущая лиса, символ Фекса. Внутри, как и во всех храмах в дневное время и в будний день, было безлюдно. В глубине небольшого прохладного помещения располагался алтарь. Грэм никогда не мог понять, зачем он нужен: Фекс (покровитель не только ночного и не вполне законопослушного люда, но и почтенных купцов) не принимал никаких подношений, кроме денег и других материальных ценностей. Деньги и драгоценности складывали не на алтарь, а в специальные открытые сундучки, стоящие по сторонам от него. Все дары периодически из них изымались. Куда они исчезали, знали, пожалуй, только храмовники.
Всю стену за алтарем занимал огромный барельеф, опять же с лисой. По сторонам от него были два прохода, занавешенные тяжелыми красными портьерами. Из-за левой появился служитель Фекса, старик лет шестидесяти, с седой щетиной на впалых щеках и с таким острым взглядом, что, казалось, вместо глаз у него вставлены кусочки бритвы. Взглядом и лицами, вовсе не благообразными и смиренными, служители Фекса отличались от всех остальных служителей Двенадцати. О том, что это все же храмовник, а не забредший с улицы посетитель, говорил только серый длинный балахон с откинутым капюшоном. Больше никаких знаков отличия не полагалось.
Грэм приблизился к старику и опустился на одно колено. В других храмах принято было целовать храмовникам руку, но Фекс не одобрял такого выражения подобострастия.
— Что Фекс может сделать для тебя? — спросил старик, и его негромкий голос эхом пронесся по пустому залу.
