Императрица и ветер - Мария Александровна Чурсина

Нет никаких преград. Кроме закона.

Маша

Солнце зажигало огни в стёклах высоток, заставляя Алекса щуриться. Пискнул будильник, Алекс, не глядя, дотянулся до него и прихлопнул рукой. Сколько раз он ставил будильник на половину восьмого и просыпался раньше - теперь не сосчитаешь. Открывал глаза, протягивал руку и непослушными со сна пальцами давил на кнопку. Слушал, как на кухне гремит посуда, и от посудного звона судорогой отвращения сводило желудок. Кажется, так было всегда.

Он судорожно вдохнул. Через открытую форточку пахнуло раскалённым асфальтом, донеслись сигналы машин. По утрам над городом всегда витал запах асфальта и яблок.

- Милый, ты уже проснулся? - она заглянула в комнату, не прекращая расчёсываться. На ней, как обычно, был строгий серый костюм, а на лице - выражение усталости. Она как кукла играла один сюжет, её заводили, она приходила к нему в комнату и задавала тот же вопрос. Всегда один и тот же.

Он не ответил и, опираясь о подлокотник кресла, повернулся к ней, скользнул взглядом по складной фигуре, по волне русых волос, которые лет пятнадцать назад делали её первой красавицей. Если даже не первой, то второй, во всяком случае, точно делали.

Хуже всего ему было летом, потому что лето пахло раскалённым асфальтом и яблоками, ближе к августу становилось совсем невыносимо от этого запаха. Переживать зиму оказалось куда проще: просыпаешься, а зима не пахнет яблоками. Зима пахнет темнотой и кровью из носа. Никто не войдёт и не задаст вопрос, от которого судорогой сводит желудок. "Милый, ты уже проснулся?". Зима пахнет криком.

- Милый, я пошла на работу.

Пахнет злостью. Поэтому проще - проще, когда злость.

- Иди, - он кивнул и отвернулся, спиной чувствуя, что она всё ещё стоит в дверях - растерянная и уставшая. Он до боли сжал подлокотник, зажмурился.

Нужно представлять, как едет по грязной дороге городской автобус, разбрызгивает, сминает снег, неуклюже наклоняется на поворотах. Алекс сам никогда не видел, но знает - зимой по городу едет этот автобус. Он едет к нему. Неважно, что снег растекся жижей, а автобус давно сдали на свалку.

Когда её шаги стали удаляться, Алекс позволил себе открыть глаза и продолжить ежеутренний ритуал. Город за окном просыпался. На перекрёстке уже встала цветная кавалькада машин. Здание напротив, похожее на космический корабль - отражало солнечные лучи, они сверкали в стеклах так, что резало глаза. Хорошо просматривались ограждённая стоянка перед ним и сурового вида проходная.