За этим не последовало ни грома с молнией, ни намека на восхищение. Негр пялился на Лессера, как будто не слышал его слов, и писатель подумал, уж не глуховат ли он, но тут негр отреагировал: облегченно вздохнул — понял, что перед ним не домовладелец? Или притворился? На его губы пробивалась улыбка, но так и не пробилась.
На столе, слева от писателя-негра лежала стопка потертой, грязноватой бумаги, от которой, казалось Гарри, исходил неприятный запах. Затем он заметил, что негр снял свои оранжевые ботинки и работал в белых шерстяных теннисных носках, шевеля пальцами ног. Трудно было сказать, исходит ли этот серный запах от рукописи или от этих вот его ног, упирающихся в пол. А может, это от меня исходит запах страха? — подумал Лессер. Во всяком случае, что-то источало зловоние.
И вот, чтобы объясниться, объяснить все это — причину, почему он ждет минуты заговорить с негром и представиться, — Лессер проговорил: — Я живу один в этом доме, один на всем этаже. Я пытаюсь закончить книгу.
Незнакомец отозвался на эту новость, задумчиво поводя глазами:
— Бэби, мы живем тяжело и одиноко. — Голос у него был низкий, гулкий, с хрипотцой. — Я буду работать здесь ежедневно, как нынче, и сообразно обстоятельствам, — продолжал он, как будто докладывая о принятом решении.
— Вы думаете, Левеншпиль вам позволит? — Лессер был на грани бешенства. В присутствии этого человека на этаже он усматривал серьезную угрозу, возможно, это был новейший вариант тактики изматывания со стороны домовладельца.
— Это еще кто такой?
— Владелец дома, неудачник. Вы разве не видели его? Я хочу сказать, это не он предложил вам работать здесь?
Негр небрежным тоном дал отрицательный ответ. — Меня не интересуют евреи-домовладельцы. Я просто наткнулся на этот дом, подыскивая помещение, и недолго думая вошел. Этот стол я нашел в подвале, а стул на нижнем этаже, но наверху светлее, вот я и принес их сюда. Искал укромное местечко для того, чтобы писать.
— Что именно, если не секрет?
— Это сугубо личный вопрос, и я не склонен распространяться о том, что я пишу.
— Ну разумеется. Я хотел лишь полюбопытствовать — вы пишете художественную прозу?
— Может, и художественную, только я ничего не выдумываю.
— Никто так и не говорит.
Негр сказал, что у него есть милашка — актриса из театра вне Бродвея. — По утрам, когда она не на работе, а это случается всякий раз, когда у нее нет репетиции, квартира становится слишком тесна для нас. Она шатается по комнатам, сбивает меня с мысли, и я никак не могу засесть за работу. Не то чтобы я не ценил ее компании, особенно когда у меня жарится мясо, но когда мне надо писать — это уж извините.
