— Да, — согласился я, — там встретим и Овчарова с Целиковым.
Но мы встретили их на полпути. Они шли быстро и были взволнованы.
— Шоссе забаррикадировано машинами. Они становятся вплотную одна к другой, как стена, — сообщил Овчаров. — Солдаты выгрузились и цепью идут сюда. Без собак. Быстрее бежим за железку.
— Там тоже солдаты, — ответил я.
— Мы в мышеловке, — произнес Зварика. — Лицо его стало бледным, рот приоткрылся.
— Нужно попробовать пробиться, — решительно сказал Овчаров.
Мы направились к насыпи. Но с нее навстречу нам уже спускалась густая цепь автоматчиков. За ней — вторая. Третья залегла наверху. Все без собак. Значит, не специальные поисковые группы.
— Пойдемте лучше вдоль дороги на запад, — предложил Зварика.
— Там же голые поля, деревни, — возразил я ему.
Все мы почему-то внимательно посмотрели на поникшего Юзика: на его лице было выражение плохого предчувствия. Может, нам тогда так показалось, но потом, вспоминая эту ситуацию, мы с Овчаровым сошлись оба на этой мысли. В создавшейся обстановке нам трудно было надеяться на благополучный исход, но нужно было как-то спасаться. Только никто не знал как.
Мы и действительно бросились, как советовал Юзик, в сторону деревни Жаргиллен. Посреди лесного квартала наткнулись на пулеметчика, который лежал за пулеметом, широко разбросив ноги, как на учениях — по всем правилам. Наше счастье, что пулемет был направлен в сторону железной дороги. Мы прошили его автоматной очередью раньше, чем он успел развернуться. На первой же просеке мы увидели новые группы солдат. Одну из них обстреляли, но и сами были обстреляны.
Единственным, хотя тоже мало надежным шансом на спасение, было разойтись по одному и прятаться, где кто может. Я объявил об этом, назначив сбор ночью у почтового ящика № 1.
Участок леса, в котором мы были окружены, благоприятствовал маскировке. Густые заросли низких елочек, крапивы, кусты ольшаника, наконец, могучие мохнатые ели давали место для укрытия.
Солдаты от железной дороги охватывали нас с севера, поджимая к югу, к параллельно идущей автомагистрали. Я бросился вдоль медленно движущейся цепи, надеясь найти в ней разрыв. Внезапно оказался перед открытой поймой Швентойи. Перебегать ее было опасно — слева на лугу видны были солдаты. Но возвращаться назад совсем не имело смысла. Мне казалось, что немцы уже там. Впереди же, за рекой, их могло не быть. Но как перескочить туда? В этом же месте в Швентойю впадал узкий ручей, настолько заросший, что зелень сходилась над ним. Я пополз в этом сверху зеленом, а внизу мокром и грязном туннеле. Но меня, кажется, заметили — над головой пронеслось несколько очередей, пущенных из автоматов. Я осмотрелся и увидел солдат на лугу метров за сто в стороне. Казалось, что они стояли на месте. Мне же до леса оставалось вдвое ближе. Ручей перед впадением в реку стал глубже. Пригнувшись, в несколько рывков, я добежал до реки и бросился через нее, погрузившись в воду до пояса. С маху выскочил на берег. Шагов тридцать до ближайших деревьев нужно было проскочить по открытому месту. Яловые сапоги, полные воды и грязи, размокли, стали пудовыми, плохо держались на ногах. Пули свистели мне вдогонку. Я взмахнул одной, потом другой ногой так, что сапоги слетели, припал к земле и, не целясь, не видя цели, дал несколько очередей на случай погони. Затем вскочил и теперь уже без оглядки влетел в лес.
