Теперь задумался Клим, но совсем ненадолго:
— Мы тут одни… — ответил он. — И должен вам заметить, что вы уж слишком задумчивы. Это вас к добру не приведет.
— Послушайте, но ведь должен же кто-то из нас думать?
После был аэродром. Когда паромобиль выехал к ангарам, комиссар вынул брегет и отщелкнул крышку. Остался доволен: до назначенного срока оставалось еще двадцать минут.
Впрочем, авиатор был уже готов и ждал только пассажиров.
Военлетом оказался розовощекий крепыш, одетый в кожаную куртку, шаровары, сапоги и опять же кожаную фуражку. Все это обилие кожи невыносимо скрипело, отмечая каждый его шаг.
На фуражке имелась старая эмблема русской авиации: двуглавый орел, держащий в когтях пропеллер. Орлу этому здорово не повезло: для начала у него отломали короны, затем пробили в груди отверстие, куда законопатили красную звезду.
Штатский сдал ему Клима и Евгения, но уезжать не спешил. Пока шли у аэроплану, Клим несколько раз оборачивался и неизменно видел автомобиль. В нем, словно при приеме парада стоял штатский, смотрел им вслед, курил тонкую папироску. Второй рукой он что-то сжимал в кармане плаща. Клим отчего-то не сомневался, что там было оружие…
К аэроплану пришлось идти долго — где-то с пол-версты. Подымался ветер, разглаживал траву на земле, как заботливый хозяин гладит шерсть любимой собаки. На причальной мачте все тот же ветер трепал чулок, указывающий направление ветра. Однако, мачта была пуста, не было пассажиров, ожидающих прибытия рейсового дирижабля.
Да и все три эллинга были закрыты. То ли были они пусты, то ли просто их закрыли от приближающейся ночи и непогоды. А может быть, с ними происходило то же, что и с паровыми автомобилями. Их время прошло, они потихоньку ломались, их чинили, но не так чтоб тщательно. Старые списывали при первом удобном случае, а новых уже не строили.
Выглядел военлет недовольным. Аристархов мог его понять — все-таки наступал вечер.
— Вы, наверное, важные люди… — бормотал авиатор. — Или дела ваши важные, коль летите на ночь глядя.
Чугункин нахохлился, а Аристархов кивнул:
— Да, где-то так…
— А что, до утра не подождет? Ночью-то летать не слишком ладно.
— Отчего так?
— В этой области движение в небе большое… Давайте за мной…
И пошел через поле к ангарам.
Аэроплан конструкции инженера Арбалетова уже стоят на поле аэродрома.
До революции сей самолет носил имя личное "Святитель Николай". Но когда власть изменилась, название, разумеется, тоже поменяли. Закрасили старое название, а поверх краски нанесли новое: "Председатель революционного совета Республики борец за свободу товарищ Лев Троцкий". Хотя надпись писали буквами не сильно большими, но все равно, места не хватило. И последние два слова писали плотнее, так что буквы лезли друг на друга.
