Сафронов шел позади, молчаливый, неумытый, взлохмаченный. Километров пять шли легко, оживленно переговариваясь, с песнями, со смехом. Утренняя прохлада бодрила. Дорога вилась среди прямых зеленых стволов осин. Изредка она выбегала на поляны, белые от цветущих ромашек. Река ушла далеко в горы, а потом неожиданно подошла к самой дороге.
– Привал! – предложила Агриппина Федоровна.
– Непроливашка! Костер и чай! – крикнула Стася.
Неожиданно Чернилин заупрямился:
– Почему я один должен на вас работать?
Стася с изумлением посмотрела на него:
– Ты не слушаешься, Непроливашка?
– Пусть мне, скажем, Генка помогает, – не сдавался Чернилин.
– Мне чаю не нужно, – проворчал Сафронов, усаживаясь вдалеке от всех.
– А ты не все для себя, а для других потрудись, – сказала Елена.
И все с удивлением увидели, что Сафронов снял со спины рюкзак, положил его на траву и пошел в лес за дровами.
Вскоре Чернилин и Сафронов появились, волоча срубленные пожелтевшие сосны.
– Вот здесь, – мрачно скомандовал Геннадий, указывая Чернилину место будущего костра.
Боря собрался было возражать, но в этот момент взглянул на Елену – она делала руками знаки, чтобы он не спорил, дал возможность Сафронову делать так, как он хочет. Чернилин выжидающе остановился.
Сафронов достал перочинный нож.
– Ну, чего стоишь? – неожиданно добродушно сказал он Боре. – Я сделаю таганок, а ты ломай сучья. Топора-то нет…
Чернилин опять взглянул на Елену, и та снова подала ему знак – не возражай и делай. За этой сценой наблюдала Вера. Она тихо смеялась.
– Ты настоящий дирижер, Леночка. Смотри, смотри, Непроливашка, кажется, сбивается с тона! Видишь, он страдает, что ты не даешь ему возможность поспорить с Сафроновым.
Через несколько минут все было готово: костер пылал, на таганке грелся закопченный чайник, а Сафронов и Чернилин все еще суетились возле костра.
После чая снова двинулись в путь. Прежнего оживления не было. Солнце уже не только светило, но и сильно припекало. Вещи оттягивали руки и плечи. Шли теперь молча, не восторгаясь белыми полями ромашек, золотом наливающейся ржи и пшеницы, пением птиц в глубине леса.
Агриппина Федоровна, обычно оживленная, на этот раз упорно молчала. Она не поддалась настойчивому требованию ребят отдать им свой чемоданчик и пальто. Все думали, что Агриппина Федоровна устала. Но это было не так. Путь от районного центра до «Искры» был не нов для Фадеевой. Она шла по знакомой дороге без труда. Но она отлично знала, как трудно идти ее юным спутникам. Ободрить же их она не хотела намеренно. «Пусть вся тяжесть поступка Сафронова ляжет на их плечи. Это заставит каждого задуматься об обязанностях перед коллективом, а Сафронову даст великолепный урок», – думала Агриппина Федоровна. Ее радовало, что подвернулся такой замечательный случай.
