Юность, 1973-03 | страница 57
Но Тамада закрыл глаза и свернулся в клубок.
Сдается мне, он против всяких перемен в жизни, и переезд в деревню его вряд ли обрадовал бы. Там много собак, а Тамада боится их так, что даже через окно видеть не может. И вообще, я думаю, он заодно с нашей «Сметанкой», недаром не слезает с её колен. Но с кем-то надо же поговорить!
Наконец Лейлико прошла на кухню. Меня она, конечно, не заметила. Но раз она на кухне, значит, Хаджаратович вот-вот придет. Только бы не прозевать.
Звякнула калитка. Он! Я выскочила за дверь, и мы столкнулись на лестнице.
— Ты что, заболела? — спросил сн.
— Нет. Я хочу тебе что-то сказать!
Он удивленно посмотрел на меня, но тотчас его взгляд стал шарить за моей спиной, наверное, решил, что и Лейлико выйдет. Она не вышла.
— Что же ты хочешь сказать? — спросил он и стал подниматься по лестнице. Я волей-неволей поплелась за ним.
— Я хотела спросить о деревне.
— О какой деревне?
— Куда тебя посылают работать.
— А ты обрадовалась?
— Да, — сказала я и тут же поняла, что поступила опрометчиво: его иронический вопрос требовал совсем другого ответа или, в худшем случае, понимающего молчания.
— «Корзина горела, а её ручка смеялась над ней», — сердито заметил Хаджаратович. Он любил иногда блеснуть пословицей.
— Так, значит, горим? — спросила я.
Хаджаратович опять посмотрел на меня удивленно: чего я к нему пристаю?
— Что там о деревне слышно? — спросила Лейлико, наконец покинув кухню.
— И «Сметанке» все надо знать! — засмеялся Хаджаратович. — Больной я, Гиви такую справку составил— даже камень лопнет от сострадания. Потом, ты же знаешь, я пишу научный труд. Как же мне ехать? Но до недоноска, который пихал меня в эту дурацкую поездку, я ещё доберусь. Последним человеком буду, если не оставлю его в дырявых штанах. Видел-перевидел я таких!
— Не горячись, тебе это вредно! — сказала Лейлико.
— А кто тогда поедет? — не выдержала я.
Лейлико посмотрела на меня так, словно своим неуместным вопросом я убиваю Хаджаратовича.
— Дмитрий, если тебя это так интересует. Он в техникуме без году неделя. Да и все равно ему.
Чего он здесь не видел? И так свою комнату в псарню превратил. А в деревне хоть каждой собаке дом строй. Никто возражать не станет.
— Есть на кухне будешь, или сюда принести? — спросила заботливая Лейлико.
— На кухне, на кухне.
А Дмитрий — это Инкин отец. У него недавно умерла жена, Инкина мама. Теперь они живут вдвоем. Если он поедет, значит, и Инка с ним… С тех пор, как они остались одни, Инка с нами даже в кино не ходит, все с отцом. А как же музыкальная школа (и учитель музыки, если верить Алине)? Все придётся бросить?!