Момина согласилась.
– Вся беда в том, – сказал я, – что во мне пока что этого ощущения финала нет.
Да, Середа потерпел аварию и погиб. Но ведь должен был остаться черный ящик. Его непременно требуется найти. Как же без черного ящика?
Она призадумалась.
– Во всех романах Середы, на мой взгляд, один и тот же финал. Разумеется, они вроде бы как разные, но по сути… Мне кажется, что финалы романов Середы сродни финалу в „Полете над гнездом кукушки" Кена Кизи. Тебе не приходило это в голову?
Я сидел, словно окаменевший.
Так я и знал, что этим все кончится.
Я бросил его тогда, отдал на поругание этим макакам! А индейский вождь увел Мак-Мэрфи с собой. Они вырвали с мясом мраморный умывальник, вышибли им оконную раму психушки и ушли. Оставив в палате, как жалкую подачку, лишь бездыханный труп. А я не сумел вырвать мраморный умывальник. И за серьезные романы – за свои серьезные романы – не брался, если честно, только потому, что сначала нужно было вырвать мраморный умывальник и уйти, оставив с носом этих макак.
– Что с тобой? – спросила Момина.
Я очнулся. Я сидел, сгорбившись, на краю стула, и лицо мое, лишившись защитной маски, являло мой истинный безобразный лик. (Люди привыкли к гуттаперчевым маскам, постепенно, с детских лет, врастающим в лица. Без них они наверное не смогли бы жить. Лишь пару раз мне доводилось видеть, как маска на мгновение спадала с лица. И это производило ужасное впечатление. Увидеть монстра можно не только в фильмах ужасов. Снимите маску и посмотрите в зеркало на самого себя.)
– Гена! – Внезапно Момина побледнела. – Не надо, Гена! Такое выражение лица было незадолго до гибели у моего отца.
Не говоря ни слова, я вышел на улицу и закурил.
Тогда, в 1985-м, я неоднократно приезжал на окраину города, и, сжимая в руке удавку, кружил вдоль забора. И, прильнув к чугунной решетке, жадно всматривался вглубь двора. Несколько раз я вроде бы видел его и кричал „Фил", но он не реагировал. Зато мои крики привлекали внимание других ненормальных. Концентрация пижам и халатов на этом участке постепенно возрастала, что влекло за собой появление бугаев-санитаров. И я убирался прочь.
Я сделал последнюю затяжку и щелчком пустил папиросу в урну. Потом вновь ощутил себя во времени и пространстве и огляделся по сторонам.
Вендиспансер был расположен на площади, в простонародье называемой Пятью Углами. Поскольку в общей сложности от нее отходило пять улиц, образующих те самые пять углов. Удивительное дело: одна из улиц вела к проспекту Ленина, на котором находилась квартира моих родителей. Вторая – к Маяковской, где была двухкомнатная квартира, в которую я переехал потом, третья вела к Фонвизина, где находилась моя однокомнатная квартира, и наконец четвертая вела к моей нынешней коммуналке. Куда же ведет пятая улица? – подумал я.
