Я настороженно уставился на нее. Обычно так ведут себя женщины, приготовившие тебе порцию яду. А, собственно, что мне терять? И я потребовал, чтобы она сняла халат. Поскольку это настоящая пытка: переспать с женщиной и не иметь возможности представить ее себе обнаженной.
– Вот и хорошо, – сказала она. – Рана за рану, око за око, зуб за зуб.
– Твоей матери тоже нравилось с отцом вести себя таким стервозным образом?
Она замерла. Последовал уже известный мне смешок, только на сей раз она закрывала рот обеими руками. Потом она медленно расстегнула халат, и он сполз к ее ногам.
– Ну ты и проходимец, Гена, – сказала она. – Еще никому не удавалось так ловко запутать меня.
Я пожирал ее глазами. Все же Бог – парень что надо. Какой дизайн!
– Вообще-то, моя мать была на редкость фригидной, нужно заметить – так, на всякий случай; но в постели с отцом старалась не подавать виду, – сообщила она.
– Откуда сие известно?
– Она сама мне рассказывала. Говорила, что у нее не доставало духу разочаровать его. Так что тебе повезло.
– Да, – согласился я. – В некотором роде мне повезло. Так везет статистам, выступающим в массовке какого-нибудь фильма о дворянах. Можно почувствовать себя графом или даже князем, приложиться к ручке баронессы, пощеголять во фраке…
Она подошла и поцеловала меня в щеку.
– Это ты его или меня? – зло прокукарекал я.
Именно зло и именно прокукарекал.
– Скорее всего, вас обоих.
Она смотрела на меня одновременно весело и испытывающе.
И как это прикажете понимать?
Я бросил быстрый взгляд на портрет Середы.
– Лямур ля труа… Между прочим, ты далеко не первая, кто начинает половую жизнь с группового секса.
– И чем это обычно заканчивается?
– Здесь не существует закономерности. Для одних – волне благопристойной супружеской постелью, а для других – плеткой. В смысле – мазохистской.
Чушь, которую можно себе позволить лишь с высоты положения любовника сексопатолога.
– Плетка – это не для меня, – покачала головой Момина.
– Тогда остается первое.
– Вымой фаллос, – в свою очередь потребовала Момина. – И сними носки.
Я повиновался.
Мы улеглись на свежие простыни.
– Во всем есть своя положительная сторона, – проговорила она. – Раньше у меня чрезвычайно болезненно протекали месячные. Но теперь, если только врачи не врали, все должно постепенно войти в норму.
– Зачем ты мне об этом рассказываешь?
Я определенно не годился на роль подружки, и нужно было, чтобы она с самого начала это поняла.
– Сама не знаю. Раньше я могла поделиться чем-то с матерью или отцом. Но теперь, когда я осталась… Извини.
