Уже солнце опустилось низко к горизонту и висело над дальними сопками, огромное, бурое, негреющее. Из болотных трав поднялись тучи комаров, кидающихся на человека с большим остервенением, нежели голодный волк кидается на отставшего теленка. В становище рыбаков утихла жизнь. Все забрались в землянки и, натрудившись за день, крепко заснули. Даже собаки спрятались между бугорками у входа в землянки и сладко дремали, засунув головы в густую траву.
Над становищем стояла тишина. Только издали доносилось утиное кряканье.
Ясовей остановил упряжку и спросил себя: «Зачем же я приехал сюда? Верно, зачем? Все спят. Спит, конечно, и Нюдя. Не бродить же ей вокруг становища невесть для чего...» Только кто знает, как и почему это случается: юноша уезжает от девушки, не приняв её взгляда, а потом возвращается; девушка не может уснуть, теряясь в догадках, почему он уехал, и бродит вокруг вешал и неожиданно видит сквозь сеть его, грустного и одинокого... Не чудо ли это!
— Ясовей...
Негромкий, осторожный её голос звучит для него сильнее призывного лебединого крика весенней порой.
— Нюдя, ты?..
Нужны ли слова там, где и без них все понятно. Серебряная белая ночь мерцает над тундрой. Неясные, смутные тени танцуют меж сопок. Сонное озеро что-то нашептывает мирное и убаюкивающее. И даже комары исчезли куда-то. Поняли, знать, и они, что влюбленным не до комаров.
Лагей во время интервенции не раз бывал в Широкой Виске. Вместе с другими оленеводами его заставили перевозить военные грузы. Лагей боялся сердитых и надменных белогвардейских офицеров. Но ему нравилось их обмундирование: блестящие погоны, кокарды и нашивки, ордена и медали, ясные пуговицы с двуглавым орлом. Втайне он мечтал одеваться так же пестро и шикарно. Увы, мундира у него не было. Но ясные пуговицы он достал и нацепил на свою малицу. Ходил грудь колесом, поглядывал, кося глазами, на их великолепное сияние. Лагей торжествовал. Ему казалось, что нет теперь человека в тундре наряднее его. Сравнивая себя со своим соперником Ясовеем, Лагей думал: «Ха, Ясовей! Что в нём, одна гордость. Где ему тягаться со мной, Лагеем...» И правду сказать, Лагеевы пуговицы пользовались у некоторых тундровых красавиц успехом. Встречаясь с Лагеем, девушки потупляли глаза и вздыхали. А тот ещё сильнее выпячивал грудь и с безразличным видом проходил мимо. Только при встрече с одной он всегда останавливался, а если удавалось с ней заговорить, то чувствовал себя на седьмом небе. Это была Нюдя. Её он считал достойной себя по всем статьям. И хороша лицом, и крепка телом, и приходится дочерью такому оленщику, с кем породниться Лагей рад всей душой. Лишь в том беда, что как ни пыжится Лагей, а вниманием девушки овладеть не может. Она не избегает поговорить с парнем, посмеяться его шуткам и больше ничего. Строга. Ну, это так и надо. Сядеева дочь, не шути... Он в конце концов перестал рассчитывать на внимание Нюди, да и не находил его нужным. Придет время, пошлет свата к Сядей-Игу, — и дело с концом. Жаль только, что время ещё не пришло. Лагей решил жениться тогда, когда у него будет три стада оленей и когда все лари будут заполнены добром. По этому поводу у него был разговор с Халтуем. Они сидели во время оленьей передышки на нартах и беседовали.
