Замок зла | страница 2



Кельберг, чуткий и сострадательный, прекрасно сознавал, что творится в душе его друга. Не раз он подолгу говорил об этом с Илоис, и именно ей пришла в голову идея, которую он не мог не одобрить. Правда, для воплощения ее в жизнь им пришлось бы на несколько дней расстаться, но ради поддержки друга он готов был даже на такую серьезную, почти немыслимую жертву.

На пятый вечер, сразу после обильного ужина Конан спустился в сад. Прохаживаясь между тяжеловесно подстриженных кустов, вдыхая усилившиеся в сумерках ароматы лилий, он размышлял, сколько дней стоит провести ему в замке, чтобы не обидеть друга скорым отъездом. Дней пять? Восемь?.. Может быть, пол-луны?.. А выдержит ли он здесь еще целых пол-луны? Самое досадное было в том, что киммериец не мог не заметить, как старается новый хозяин замка, чтобы другу его было весело и приятно у него в гостях, как он низ кои вон лезет, чтобы предупредить малейшее его желание. Вот хотя бы сегодняшний ужин. Чего только не было на низком дубовом столе, накрытом на них троих? И хрустящие жареные рябчики, и оленина с брусникой, вымоченная в уксусе и вине, и рыбы, названия которых Конан и упомнить-то не мог. И в то же время сам хозяин ел только овощи и фрукты — это было результатом влияния той самой женщины, чью гибель переживал Конан. Илоис, глядя на мужа, накладывала себе в тарелку то же, что и он. Все изысканные мясные и рыбные деликатесы уписывал один лишь гость! ну, и слуги, конечно, неплохо попировали, когда убрали со стола все, что там оставалось.

Когда Конана, гуляя по замку, останавливался перед старинным мечом редкой работы с рукоятью, усыпанной драгоценными камнями, либо за обедом невольно задерживал взгляд на золотой чаше с витыми узорами на блестящих боках, хозяин тут же заявлял: — Я очень прошу тебя, Конан, возьми эту вещь в память обо мне! Не обижай меня отказом! Киммериец отказывался, говорил, что его дорожная сумма не бездонная, что он жалеет своего коня и не хочет нагружать его, словно вьючного мула, бронзой, серебром и золотом, но все отговорки были тщетны.

Лишь только Конан решил про себя, что пол-луны выдержать в этом чрезмерно гостелюбивом замке он, похоже, никак не сможет, но восемь дней — постарается, как за спиной его раздались знакомые шаги.

— Я не помешал? — спросил Кельберг, подходя к другу и приобнимая его за плечи.

— Нисколько! — ответил киммериец. — Прогулка помогает мне переварить великолепный ужин. Но мне жаль твоего повара, Шумри: когда в замке нет гостей, он, верно, умирает со скуки! — Как славно, что ты зовешь меня по-прежнему: «Шумри»! счастливо рассмеялся немедиец. — Веришь ли, никак не могу привыкнуть к своему родовому имени. Кель-берг! Кельберррг!.. оно рычит на меня, как злой пес. Оно давит на меня, как седло, впервые одетое на спину лошади, привыкшей вольно скакать в табуне!..