— Может, останешься ночевать? — спросил меня Василий.
— Благодарю. Ты не боишься один?
— Нет.
— Ну и прекрасно, советую отоспаться хорошенько!
Мы попрощались с Василием, а пять минут спустя и с Марком.
Спала я без снов, без просыпу, пока в окошко не стукнул Михаил Герасимович: пора лететь. Оказывается, я проспала. Лесной воздух!
И все-таки серьезного разговора с Василием я не избежала. Он пришел ко мне вечером в квартиру Марии Кирилловны; Пинегина все еще ночевала в больнице, а Даня — у Франсуазы Гастоновны. От ужина Василий отказался: сыт по горло.
— Будем говорить! — сказал он твердо.
— Выйдем на крыльцо?
— А там комары.
Он схватил меня за плечи и целовал, пока я не задохнулась. Когда я, опомнившись, стала вырываться, он сразу отпустил меня и, закурив, сел на стул возле окна.
— Я люблю тебя, Таиска! — сказал он, тяжело дыша. — Одну тебя только и любил в жизни. Ты мне нужна. Понимаешь? В чем дело? Разве я не вижу, как ты вся тянешься ко мне. Ты же любишь меня! Нам ничто не мешает. Я свободен. Ты — тоже! Завтра пойдем и зарегистрируемся.
— Не огорчайся, Василий, но я уже не люблю тебя больше.
— Неправда!
— Это правда, Вася! Я уже говорила тебе в Москве. Мне тяжело с тобой. Что-то давит, как чугун.
— Не переменить ли мне фамилию?
— Ну, как камень. Мне очень тяжело, когда мы вместе. Я не могу быть с тобой долго.
— Но почему?
— Не знаю.
— Давай разберемся. Ты не можешь простить, что я тогда…
— Давно забыла! Об этом не надо. Ладно, Василий, давай разбираться… Скажи мне только по правде, для чего ты живешь? Какая цель у тебя?
— Гм… Построение коммунизма во всем мире.
— Какие насмешливые и колючие стали у тебя глаза. Ты циник, Василий!
— Какая ты дура, Таиска! Набили тебе мозги. — Он ухмыльнулся. — Я ж тебе предложение делаю, а ты сразу мне устную анкету. В школе, что ли, вас так натаскали? Приходилось мне присутствовать на приемных экзаменах в институт… Такой низкий культурный уровень и такой высокий идейный — удавиться можно! Все эти высокие слова — чепуха на постном масле! На самом деле каждый живет для себя, для своей семьи и в жизни ищет только успеха да благополучия. И прикрывает это высокими словами. На собраниях выступают, а ты на самом деле так думаешь. Потому ты и есть дура. Но я тебя и дурочку люблю! Я вышла на крыльцо. Комаров не было. Дул ветер. Я села на ступеньки. Василий вышел вслед за мной, сел рядом.
— Что же будем делать? — спросил он уныло.
— Расставаться, Василий. Не могу понять, зачем тебе именно я?
