Но вот случилось, что через какое-то непродолжительное время ему пришлось-таки очутиться в Воронеже. Сам он впоследствии напишет так: «судьба забросила меня», не объясняя, каким образом, почему. Правду сказать, нам это и не особенно интересно.
Итак, был Воронеж, лето, тополевый пух жаркой метелицей летал по улицам.
Б. Б. подозвал извозчика и спросил, знает ли тот, где живет Дуров.
– Пожалуйте, – ощерился извозчик. – Как не знать! Приметный господин…
Поехали не спеша, лошаденка попалась с хитрецой: трусила непонятно – не то рысью, не то шагом. Тарахтели колеса по крупному булыжнику мостовой, извозчик молодецки покрикивал, замахивался ореховым кнутиком. Вывески проплывали, проплывали медленно, как во сне, лениво приохочивая седока к их прочтенью… «Молчанов и Богданов, писчебумажные принадлежности»… «Музыкальный магазин «Эхо»… «Реномэ – табаки высших сортов, сигары, папиросы»… «Фотография Селиверстова»… Еще фотография… Еще… Господи, да сколько же тут фотографов!
Наконец среди деревьев показался бронзовый Великий император, твердо опирающийся на подлинный якорь. Дорога пошла под гору, дома заметно помельчали; ржавым золотом там и сям мелькнули маковки небольших церквей. Пролетка свернула на песчаную, ухабистую уличку – в тишину, в густой дух дремучих садов, и вот яркой синевой сверкнула река в низинных лугах, озерца, мочажины… Необхватная сизая даль…
– Приехали, ваше благородье, – сказал извозчик. – Тута самое господин Дуров и обитается…
Небольшой двухэтажный дом, ничем не удивляя, в ряду других стоял скромно и неказисто. Разве что цветные стекла в окнах первого – кирпичного – этажа: они как-то старинно, затейливо глядели синими, красными и желтыми косячками. Деревянный, рубленый второй этаж, крепкие ворота и высокий дощатый забор, выкрашенные в красновато-коричневый цвет, окончательно придали бы дому вид опрятной и почтенной заурядности, если б не античные белоснежные колонны прелестного бельведера, так неожиданно возникшего над скучным забором; если б не беломраморная стыдливая богиня, как бы вознесшаяся над усадьбой; если б не темная зубчатая башня вдали, выглядывающая из-за зелени деревьев, что-то похожее на развалины рыцарского замка…
Если б, если б…
Нет, все здесь оказывалось не так уж просто, как представлялось на первый взгляд.
Извозчик пропылил по разбитой мостовой, ныряя в песчаных увалах улички, – уехал, скрылся. Тишина первозданная снова воцарилась, замлела, задремала, а Б. Б. все стоял возле дома, с недоумением разглядывая эмалированную дощечку над калиткой – белую табличку, по своему виду похожую на те, какие прикреплялись на парадных дверях зубных врачей и присяжных поверенных. Но не фамилия хозяина, не род его занятий значились на табличке. «Кто приходит ко мне, – прочитал Б. Б., – делает удовольствие, кто не ходит – делает одолжение».
