— Откуда Вам известно моё имя?
— Я уже достаточно давно знаю о тебе. У Пленимара есть глаза и уши в Ауренене, равно как и в Скале.
— Шпионы?
— Конечно. А уж с тобой и твоим приятелем это не составило особого труда, вы ведь не очень-то старались сохранить в тайне твоё происхождение. Порой казалось, ты чуть ли не бравируешь этим. Это было ужасно недальновидно. Твой народ, как никто иной, был обязан предостеречь тебя от этого.
— Мой народ?
— Хазадриелфэйе.
Алек нахмурился и уставился вдаль:
— Они не мой народ. Никогда не имел с ними ничего общего.
— О, да. Конечно, ты же не чистокровка. Цвет твоих волос — прямое тому подтверждение, да и сам я убедился в этом ещё там, в сарае для рабов. Этот факт меня разочаровал, но всё же твоё происхождение отразилось на тебе очень сильно. Так ты — сын беглеца? Скажи мне, кто это был — мать или отец?
Алек молчал, пытаясь осознать услышанное. Так вот почему их взяли в плен! И это по его, Алека, вине они очутились здесь?
— Что ж, это на самом деле не так уж и важно, — сказал Ихакобин, все еще пристально разглядывая его.
— Что Вам нужно от меня…, илбан?
— Всему своё время. Алек. Скажи мне, тебе известно, кто такие алхимики?
— Алхимики? — Алек покопался в памяти. Ну да, он слышал это слово пару раз в Ореске, и всегда в уничижительном тоне.
— Я как-то слышал, это называли "кухонной магией".
Ихакобин улыбнулся:
— Нет, Алек, алхимия — высочайшая из гуманитарных наук. Эдакий брачный союз магии и естествознания. В своём роде, она намного могущественнее, чем все эти пассы руками ваших магов из Орески, и, тем паче, некромантии.
— Но Вы ведь тоже использовали мою кровь, илбан. Я сам видел.
— Кровь сама по себе не является магическим веществом, Алек, она ничем не отличается в этом плане от соли, серы или железа. Некроманты, конечно, тоже используют её, но совершенно иначе, чем это делают алхимики.
Алек почувствовал, как пища становится комом в его животе:
— Так вы собираетесь убить меня и забрать мою кровь?
— Убить тебя? Это было бы страшным расточительством! Как ты мог такое подумать? — он помолчал, затем покачал головой: — Нет, Алек, я ни за что не стал бы тебя убивать. Я рассчитываю, что ты будешь жить у меня долго и счастливо. Если станешь хорошо вести себя и выполнять мои требования, твоя жизнь на самом деле, может оказаться весьма приятной.
Алек вдруг почувствовал: вот он, шанс! Серегил часто хвалил его за умение разыгрывать из себя эдакого наивного юнца. Теперь он, используя эту свою способность, широко распахнул глаза и невинно спросил:
