Проблески: Ветер - Линн Флевеллинг

На усыпанной пятнами солнечного света опушке Амаса опустился на одно колено возле своего малютки-сына и поправил его руку, державшую лук, показывая, как следует натягивать тетиву.

- Держи левую руку прямее, Алек. Не сгибай локоть, не то заденет тетивой и будет больно.

- Я сам, Папа!

Амаса с гордостью пронаблюдал, как Алек медленно оттягивает тетиву, почти до самого края уха. Левая рука у него ещё немного тряслась – лук был в половину алекова роста, но всё же, делая его, Амаса всё хорошо рассчитал, так что Алек сумел удержать положение в течение нужных секунд.

- Отлично, дитя. Ну, всё, теперь отпусти её.

Алеку было всего шесть, да и тех не дашь, но всё же он достаточно вырос, чтобы начинать учиться. Кто знает, как скоро ему придётся уже самому стоять за себя? Худенький, загорелый, в своей рубахе и этих штанишках, он был, как Амаса, густовлос, белокур и синеглаз, но всё же, чем старше он становился, тем больше в нём проявлялось от матери. Порой, глядя на своего сынка, Амаса ощущал, как сердце начинает обливаться кровью.

Поляна была полна стрекота летних цикад. Этим летом - спасибо быстрой весне - они что-то уж очень рано распелись. То был сезон, когда следовало держать ухо востро. Уже несколько недель кряду они не разжигали ночью костер, пили лишь ключевую воду, питались пропахшим дымом вяленым мясом да кореньями, какие могли найти.

Амаса велел Алеку ещё несколько раз подряд натянуть лук, и только потом вручил ему одну из коротких стрелок, что нарезал для него. Алек сам, без подсказки наложил её на тетиву: малыш был смышлён и проворен, к тому же он сотни раз наблюдал, как это делает его отец. С тех самых пор, как его младенцем привязывали к спине, звон тетивы заменял ему колыбельную.

- Пап, смотри! – Алек снова оттянул тетиву, стрела немного повиляла в его ручонке и понеслась прочь. Опереньем она задела о лук и, просвистев над самой землёй, зарылась в пучке высокой травы.

Амаса вручил сыну ещё одну стрелу.

- Давай-ка ещё раз. Подними руку выше.

Они стреляли, пока руки Алека не стали дрожать так, что он уже не мог сделать ни выстрела, и только после этого отправились проверять силки возле речного берега.

Денёк выдался на славу: уже к полудню у них было шесть шкурок ондатры и мясо, которое можно было навялить впрок. Амаса развесил на деревьях вокруг поляны шкурки мехом вниз и принялся чистить их и скоблить своим ножом и кусочком гладкого рога. Алек же, следуя за ним по пятам, натирал каждую шкурку до суха маслянистыми разваренными мозгами животных.