— Кому нужнее?
— Моей стране.
— При чем тут ваша страна?
— Она — большая, Питер, — печально молвил Бенедиктов. — И очень несчастная. Она боится, что все ее боятся, и… боится, что никто ее не боится.
— А зачем нужна такая страна, Бенедиктов?
— Нужна. Вам этого не понять. Горе маленьких стран в том, что они ничего не вмещают, но должны примыкать к большим. Они думают, что бесценна жизнь каждого человека, а мы знаем, что бесценно общее дело.
— Так говорят иезуиты.
— Если у человека нет ничего более ценного, чем жизнь, и нет того, за что эту жизнь можно отдать, она не нужна.
— Жизнь! — воскликнул Питер звенящим голосом. — Жизнь нужна всегда. Она не бывает не нужна.
— Вы рассуждаете как язычник. Я не хочу с вами спорить. Я терпеть не могу этого делать. Бессмысленное и глупое занятие. И не смейте меня провоцировать, — неожиданно разъярился Бенедиктов.
— Да я и не думал вовсе, — пробормотал Питер и подумал о том, что говорить в этих обстоятельствах с Бенедиктовым о жизни бестактно.
— А он этого не захотел, — так же раздраженно продолжал паралингвист, он думал, что отсидится на краю земли. И мы его устраивали больше чем, Америка, не потому, что у нас социализм — у нас его, только тс-с, никому об этом ни слова, нету, — а потому, что мы далеко-далеко…
— Чего он не захотел?
— Он не захотел, чтобы мы строили, — глаза у Бенедиктова влажно заблестели, — свои военные базы в Пуэрто-Монте, на острове Пасхи и в Магеллановом проливе, чтобы в Антофагасту, Консепсьон и Вальпараисо заходили наши подводные лодки и военные корабли, чтобы на аэродромы Сантьяго, Икике, Пунта-Аренаса и Вальдивии садились наши самолеты, а в Андах работали наши локаторы.
— И за это вы его убили?
— Если считать, что между помыслом и поступком нет разницы…
— Вы чудовище, Бенедиктов! — Питер отступил на несколько шагов и коснулся двери. — Аббат Рене! Господи, как он был прав, когда говорил мне… И вы еще смели попрекать меня несколькими глупыми статьями об Анхеле Ленине!
— Вы напрасно недооцениваете этого человека, юноша, — сказал Бенедиктов неприятно-суховатым тоном, и сумасшедший взгляд его сделался приземленным. В отличие от многих, он границу между мыслью и действием не чтит, а ходит туда-сюда как заправский контрабандист и уж он-то точно угробит кого угодно ради своих идеек.
— Я видел его несколько часов назад в тюрьме.
— Единственная хорошая новость за сегодняшний день. Если только ему не устроят побег.
— Так, значит, вы и вправду никакой не паралингвист? — сказал Питер с горечью.
